Баженова архитектурный ансамбль в Царицыне, летняя императорская резиденция в окрестностях Москвы, созданная повелением Екатерины II по проекту архитектора В. И. Баженова в 1775–1785. Основание царской усадьбы в годовщину Кючук-Кайнарджийского мира празднования служило прославлению деяний императрицы и продолжило давнюю традицию закрепления в архитектуре памяти об особо значимых событиях отечественной истории.

В июне 1775 Баженов посетил вновь приобретённое государыней село Чёрную Грязь и получил задание императрицы «делать прожект по своеручным задачам». Завершив возведение увеселительных сооружений на Ходынском поле по случаю празднования мира с Турцией, он приступил к проектированию загородного ансамбля. За 3‒4 месяца архитектор создал два варианта плана, второй из которых был утверждён Екатериной II. 20 ноября ею был подписан указ об отпуске с января 1776 денег на строение ансамбля в селе Царицыне «по планам и под смотрением архитектора Баженова». Возведение было рассчитано на 10 лет, и на каждый строительный сезон определена сумма в 30000 рублей. Финансирование должно было идти помимо Экспедиции Кремлёвского строения (ЭКС)

Генеральный план села Царицына 1775‒1776, важное свидетельство проектного мышления Баженова уже на начальном этапе работы над ансамблем. На большом белом полотне (136×139,8), внутри легко намеченных контуров центральной части усадьбы он разместил все утверждённые к постройке здания (отсутствуют лишь изображённые на Генеральном фасаде села Царицына оставшиеся неосуществлёнными Конюшенный корпус в Заовражной части и Башня с часами, а также Большой мост через овраг). Планы нескольких зданий по берегу прудов вычерчены тушью, остальные вырезаны из бумаги и после уточнения их местоположения наклеены (планы вторых этажей дворцовых зданий изображены на отгибающихся клапанах). Отдельно стоящие строения, не связанные между собой сетью дорог, выглядят «парящими» в пространстве, что подчёркивает проектный, идеально-умозрительный характер композиции. Вместе с тем баженовский план фокусировал и преображал в соответствии с авторским замыслом разные уровни реальности: природный ландшафт и историю места, получившую при Кантемирах схему двух смежных дворов.Это нашло отражение в планировке дворцов для императрицы и великокняжеской четы.

Топографической основой для Генерального плана Баженова послужил «План села Чёрной Грязи с принадлежащими к оному деревнями и землею», снятый в июне 1775, сразу после приобретения имения императрицей. Он точно фиксировал местность и уже находившиеся на ней строения. Центральная часть усадьбы расположена на мысу, образованном береговой линией прудов и глубоким оврагом. Её замыкающая сторона проходила по границе между парадной дворцовой и садово-парковой зонами. Треугольные очертания плана, сходные с конфигурацией Московского Кремля, и свободная расстановка зданий, подобная размещению Ходынских строений, были трансформированы Баженовым применительно к новым задачам, к ситуации и образу Царицынского ансамбля. Генеральный план при кажущейся абстрактности был точно рассчитан на создание видовых перспектив. Он не был регулярным, но обладал смысловой и геометрической логикой. Композицию ансамбля формировал ландшафт как естественный (в то время более холмистый и изрезанный лощинами), так и сложившийся при Кантемирах (ступенчатая полуциркульная гора).

Подъезды к усадьбе определяли схему движения внутри неё. Главным стал въезд со стороны Царицынской плотины и прудов. К нему прокладывали новую прямую дорогу из села Коломенского (см. ст. Царицынский проспект). Значение главных въездных «ворот» получила арка Фигурного моста, перекинутого через разрыв берегового склона. За нею, подчиняясь рельефу, дорога уходила к церкви во имя иконы Божией Матери Живоносный Источник, Кавалерскому Второму корпусу и Кавалерскому Первому корпусу, расположенным вдоль оврага; далее она огибала ныне несуществующий холм и от Кухонного корпуса подводила к Дворцам императрицы и наследника (см. ст. Главный корпус дворца ЕИВ и Императорской фамилии) и Кавалерскому Большому корпусу. У въезда в Царицыно со стороны села Чёрная Грязь Баженов начинал основную продольную ось ансамбля, параллельную прудам. Со временем она оформилась в перспективу, проходившую по Большому мосту через овраг и по Фигурному мосту к Малому дворцу, Среднему дворцу и Фигурным воротам.

В основу планировочной структуры баженовского ансамбля положен средневековый принцип центричной композиции. В Царицыне она построена на двух треугольниках ‒ большом и малом. Вершины большого закреплены зданием Кухонного корпуса, которому придана роль «замкового камня», Кавалерским Третьим корпусом и Фигурными воротами. Вершины малого ‒ императорскими дворцами и Большим Кавалерским корпусом.

Дворцы Екатерины II и великого князя Павла Петровича Баженов расположил на месте деревянных домов братьев М. Д. Кантемира и С. Д. Кантемира (см. ст. Кантемиров усадьба Чёрная Грязь). Принцип парного размещения их дворов был воспроизведён при проектировании отдельно стоящих покоев императрицы и наследника, получивший одобрение государыни (после совершеннолетия великого князя и его возросших прав на престол она подчёркивала своё к нему внимание). Рядом с Главным дворцом Екатерины архитектор разместил ближе к прудам на полуциркульной горе её Малый дворец, а далее по береговому откосу — Средний дворец.

Из существовавших в усадьбе Кантемиров зданий Баженов сохранил только церковь, что подтверждало его верность и следование православным традициям. Особую роль в новом ансамбле он отвёл Кавалерскому Большому корпусу, поставив его в центре, на равном расстоянии от дворцов Екатерины II и великого князя Павла Петровича. Доминирующее положение корпуса по отношению к императорским дворцам усиливал рельеф местности. Он оказывался на первом плане, заслоняя собой дворцы при въезде с Царицынской плотины и подъёме на холм (в настоящее время холм частично срыт, рельеф сглажен). В иерархии ценностей эпохи Просвещения Большой Кавалерский корпус, уподобленный местоположением и архитектурой храму, символизировал «дух общественности», а императорские дворцы — «кротость правления», как писал о том времени Н. М. Карамзин. Включение Большого Кавалерского корпуса в группу дворцовых зданий было в 1775 оправдано и реальными обстоятельствами. В Москве тогда императорский двор занимал на Пречистенке три дома, один — государыня, второй — наследник с супругой, третий — Г. А. Потёмкин, находившийся на вершине успеха и оказавший влияние на основание подмосковной усадьбы в Царицыне.

Разнообразная конфигурация планов зданий Царицынского ансамбля только на первый взгляд вызвана игровыми импульсами художественного таланта Баженова. Воображение зодчего искусно переводило на язык «говорящей архитектуры» (термин К.-Н. Леду) положения нравственного кодекса «вольных каменщиков», одного из проявлений «моральной философии»эпохи Просвещения. Символический и сакрализованный язык геометрических форм ‒ креста, круга,квадрата, угла, треугольника, шести- и восьмигранника ‒ позволял архитектору при многократном их варьировании создавать в каждом случае новую композицию, исходя из конкретной ситуации. Планировка зданий с присущими ему свободой и искусством совмещала рационализм классицизма с духовной значимостью для архитектора отвлечённых фигур. В XVIII в. символика «вольных каменщиков» воспринималась отсылкой к готической традиции как таковой, к архитектурному наследию русского средневековья.

История строительства. 3 декабря 1775 в Москве, перед отъездом в С.-Петербург, Екатерина II собственной рукой написала резолюции по каждому пункту первой памятной записки Баженова и скрепила их подписью. В записке архитектор излагал первоочередные вопросы организации строительных работ. Все материалы императрица распорядилась поставлять подрядами на его имя: кирпич и черепицу, стойкие к влаге хорошевский и люберецкий камни для кладки цоколей, мячковский белый камень для карнизов и других архитектурных деталей. Кирпич и черепицу Баженов предлагал делать на специально заведённых заводах (как было в Кремле), что значительно удешевило бы строительство и обеспечило бы высокое качество благодаря присмотру за изготовлением. Однако доводы архитектора, не раз приводимые в дальнейшем, не были приняты во внимание. В результате перерасход средств на приобретение материалов и непригодность черепицы для кровель царицынских строений стали острейшими темами разногласий архитектора с императрицей, особенно при возведении дворцов. Выполнение модели Царицынского ансамбля Екатерина II сочла ненужным. Во все годы строительства Баженова угнетали неясность и изменчивость намерений императрицы. Это лишало возможности заблаговременно запасти материалы, подрядить рабочих, что до начала сезона было выгоднее. На всё необходимо было испрашивать высочайшее дозволение.

1776. По просьбе Баженова ему было разрешено жить «в продолжение работ» в Царицыне в доме, где во время Пребывания Екатерины II в Царицыне летом 1775 размещался цесаревич Павел Петрович с супругой (меньшем из двух господских домов усадьбы Кантемиров). В феврале архитектор переехал туда с семьёй и жил в доме до 1779, когда тот был разобран в связи с подготовкой к строительству дворца для великокняжеской четы.

Команда Баженова в Царицыне состояла из двух архитекторских учеников: «запомощников» М. А. Комарова, А. И. Третьякова и ученика И. Ю. Пейча, от которого он вскоре отказался, а также четырёх технических работников. Работы были начаты в мае с закладки фундаментов зданий по «фасадной», обращённой к прудам стороне ‒ с Фигурного моста и трёх домиков в направлении к церкви. «Мочливое» лето затруднило возведение Крестообразного павильона и Шестиугольного домика, дома «с круглым залом» против церкви (Третий Кавалерский корпус). В июле Баженов выехал в С.-Петербург, был «милостиво» принят императрицей, оставшейся довольной распорядительностью и «хорошим успехом в производстве строений». Архитектор вновь хлопотал об устройстве «хотя маленького заводика» для выделки фигурного кирпича по авторским лекалам, о выдаче задатка артели «отборных» каменщиков-нижегородцев, которая строила «с усердием отменно… прочно», и привыкла к «необыкновенному ещё здесь им мастерству». В октябре первым был окончен Фигурный «приятного вида мост» (кроме малых украшений). Его арка обрамляла парадный въезд в ансамбль и служила его главными «воротами». В декабре Баженов завершил работу над Генеральным фасадом села Царицына.

1777. Второй строительный сезон был длительным и продуктивным, но для Баженова омрачён отставкой П. В. Завадовского, по его выражению — «сущего Патриота и Защитителя». В октябре архитектор ездил для доклада в С.-Петербург к А. А. Безбородко, которому были переданы дела по строению Царицына. За два строительных сезона 1776 и 1777 были построены со всеми украшениями Крестообразный павильон, Шестиугольный домик, Третий Кавалерский корпус«с круглым залом», Малый дворец (кроме крылец), подведён к окончанию Средний дворец (без карниза и парапета). До половины высоты возведены Фигурные ворота и Камер-юнфарский корпус. Только Крестообразный домик был покрыт жёлтой черепицей, остальные здания «по причине её неудобства»‒ временными лубяными крышами. Готовый Фигурный мост решено было завершить из-за перепада высоты у церкви «земляной отсыпью», а не крыльцом. Распланирован (без повеления императрицы) Большой Кавалерский корпус, для которого начали копать рвы под фундаменты.

Однако реакция Екатерины II была сдержанной. В её личной жизни происходили серьёзные перемены, и она не намерена была спешить. Решения были направлены на укрощение энтузиазма зодчего. Велено начатые строения «продолжать и приводить к окончанию», однако «новые начинать удержаться… Оканчивая, отделывать их только наружными украшениями, а до внутренних не касаться, ибо довольно ещё останется на то времени». Императрица распорядилась «полы делать из кирпичной глины плитками», а «печам быть израсчатым». Не было принято предложение архитектора сделать «со временем» проект каменной ограды вокруг сада, согласной «со вкусом» строившихся зданий, и упорядочить природное окружение. Велено «оставить всё, как есть». Сумма на будущий год назначена та же, из неё следовало удержать деньги, взятые на приобретение материалов.

1778. Подводя в октябре итоги сезона, Баженов поздравлял Екатерину II: её Средний и Малый дворцы совершенно готовы и также крыты желточерепичной кровлей. На Малом дворце вновь сделан фронтон «с особливым украшением»(вензелем императрицы в лучистом сиянии). Завершён Камер-юнфарский корпус с черепичной кровлей и «фигурами» парапета. Для проезда по Фигурному мосту протянут отлогий спуск («ипотенуза» длиной 21 м) «согласной фигуры готик» с шестью башенками к церкви и двумя к Березовой перспективе. На границе сада и рощи отделаны Фигурные ворота «по моему мнению прямо нежной готической архитектуры». Над домом у церкви (Кавалерский Третий корпус) надстроена башня. Укладку фундамента под Большой мост через овраг пришлось отложить из-за открывшихся ключей: в вырытый ров забивали более двух тысяч свай.

1779. Начато сооружение цокольного этажа Главного дворца Её Величества (145 м в периметре). Он был необходим для выравнивания высоты дворца императрицы с «равномерным» ему дворцом цесаревича Павла Петровича, однако размещённым дальше от прудов и выше по рельефу. Главный дворец выложили до половины высоты и заложили фундамент дворца великого князя.

1780. В январе, перед началом сезона, Баженов предложил вместо запланированной ранее небольшой оранжереи между дворцами поставить корпус «для прибавления Императорской фамилии» (внуки Екатерины великие князья Александр и Константин родились в 1777 и 1779), соединив его с дворцами галереей или коридором. Предложение было одобрено. Архитектор «по должности своей, дабы впредь ему за кровли не пострадать», ещё раз осмелился донести, что черепица годна только для высоких кровель, «шпицов», а не отлогих, как в Царицыне. Он предложил крыть здания железом, раскрашивая кровли под черепицу, либо смешивать краску с крупным песком, камешками, мелким стеклом, отчего кровли, подобно мозаике, будут «блистать как бриллиант на солнце». Черепицу же положить только на верх кровли, видной из-за парапетов, чтобы издалека казалось «при солнце как позолота». Мнение архитектора не было учтено.

Летом Главный дворец Екатерины II был построен с карнизами и угловыми башенками, не завершены парапет, некоторые своды 3-го этажа и крыльца. Подготовлен фундамент для корпуса великого князя, и сделан проект «вновь повеленного» корпуса для Императорской фамилии с разместившейся при нём оранжереей. Однако эпидемия лихорадки приостановила планомерно шедшие работы: более половины каменщиков уехала домой, а архитектор из-за жестокой болезни ‒ на два месяца в Москву.

Неожиданные финансовые иски промышленника и мецената П. А. Демидова (за предоставленные ранее деньги в долг без оговорённых условий), безуспешная поездка в С.-Петербург для прошения у императрицы заимообразной ссуды (с удержанием половины жалованья), безрезультатные переговоры с Демидовым многих влиятельных лиц подорвали здоровье Баженова.

Заинтересованность императрицы в царицынском строении слабела, что сказалось и на финансировании строительства. Если весной, после одобрения нового корпуса для Императорской фамилии было обещано увеличение ассигнований до 100 тыс. руб., то к концу года сумма сокращена до 50 тыс. с выплатой 20 тыс. для заготовки материалов зимой (Баженов заготовил более чем на 30 тыс.) и 30 тыс. руб. для расплаты с рабочими весной. Присылка денег была затянута до мая, в результате чего архитектор терял кредит у подрядчиков, терпел беспокойство от их требований.

1781. К концу года был полностью закончен Главный дворец императрицы (кроме кровли), на дворцах Их Высочеств и Императорской фамилии сведены своды нижних этажей, сделаны крыльца; все здания крыты временными крышами. «Пуще всего требуется повеление» о черепице, ‒ писал архитектор. Поскольку «строения сухи», можно уже делать изразцовые печи и внутреннюю отделку ‒ окна, двери, альковы, лестницы на второй этаж. «Не время ли штукатурить внутри… и по штукатурке изъ сера …расписывать во вкусе арабеск или убирать в древнем Египетском, Греческом, Геркуланском вкусе». Архитектор просил дать ему в помощь «хотя одного» из многих его учеников ‒ Н. М. Матвеева от К. И. Бланка, у которого, как и у других, «также моих довольно». Около полугода он оставался в неведении, что строить и «в какую сумму начинать». Взял в кредит кирпич, оговорив возможный возврат. Баженов писал: «Торопость моя происходит единственно от усердия. А при том слаб здоровьем и один при всём деле, а исподволь, не надорвавшись, можно мне лучше изготовиться… нежели как в скорости». Он дважды выражал намерение приехать в Петербург, но разрешения не получил.

Повеление об отпуске на 1782 50 тыс. руб. было дано в декабре, но ассигнация поступила только в конце февраля, что заставляло архитектора опасаться, «чтоб строению не зделалось какой-нибудь отмены». В записке, адресованной чиновнику Московской конторы строения домов и садов князю И. П. Тюфякину, через которого Баженов получал отпускавшиеся на строительство в Царицыне суммы, он писал о необходимости новой сметы для завершения предусмотренных проектом зданий. Прежняя общая смета была составлена в 1775 на 300 тыс. руб. в расчёте на устройство «своего» кирпичного завода. Размер новой зависел также от стоимости материала ‒ «своего» или частных заводов, от того, как будет достраиваться ансамбль ‒ «вчерне» или с внутренней отделкой. Даже при ежегодном отпуске по 50 тыс. руб. «село Царицыно не ближе придёт в отделку, как в пять лет».

1782. В августе были закончены «в настоящей готике», как писал Баженов, т.е. в «готике» XVIII в. дворцы Их Высочеств и Императорской фамилии. Здание в целом получило название Главный корпус дворца ЕИВ и Императорской фамилии. Параллельно, «против середины трёх дворцов», Баженов возводил без повеления, но по утверждённому ранее плану Большой Кавалерский корпус: выложил цоколь, кирпичные стены по перемычки окон и дверей, несколько сводов первого этажа. Он готовил второй Генеральный фасад села Царицына для поднесения императрице, поскольку с постройкой дворцов, Управительского дома, возведением Большого Кавалерского корпуса и фундамента Галереи-ограды с воротами определялся вид усадьбы со стороны церкви и Каширской дороги (см. ст. Дороги Черногрязской вотчины). Он «уповал» ехать в С.-Петербург для объяснения всего, что «потребно по строению», в частности об изготовлении рисунков бронзовых украшений ‒ «паникадил, бра и таганов», которые делал, «а особливо изъясниться персонально нужно о временах присылки денег». Однако разрешения на поездку в С.-Петербург архитектор не получил.

1783. В этом году сумма вновь была сокращена до 30 тыс. руб. Тем не менее Баженов продолжил строительство Большого Кавалерского корпуса, возвёл его со сводами и карнизами, оставив до весны парапет и свод центрального зала (диаметр 13 м), который должен был иметь верхний свет. Из не начатых он «нужнейшим» считал Кухонный корпус, в котором было «положено жить и служителям». Но более всего архитектора заботили крыши, «особливо над дворцами», ибо на них требовалось около 17 или 18 тыс. руб. Два последних месяца Баженов провёл в «жестокой горячке», не выходил из дома и не смог сделать «чертежи к рассмотрению», отправить приходно-расходные книги.

1784. В январе Баженов ещё находился в неведении о планах строительства. Однако в феврале Безбородко сообщил, что «на случай присутствия Её Императорского величества» в Москве дан указ об отпуске 100 тыс. руб. для окончания всех строений села Царицына. Баженов ответил, что этими деньгами кончить нельзя и к тому же чем «внутри убирать неизвестно». Он, наконец, получил разрешение выехать в С.-Петербург и «для лутчаго изъяснения» самому доложить о делах. После того как архитектор имел «щастие изъясниться», императрица повелела сделать новый проект дворца в селе Булатникове. Проект был сделан, утверждён, и на него были выделены дополнительно 100 тыс. руб.

В мае начался самый значительный по объёму работ строительный сезон и самый мучительный для Баженова из-за неурочной выплаты денег. Были выведены цоколь (более 210 м в периметре), погреба, ледники и 1-й этаж Кухонного корпуса. Заложен фундамент (более 100 м длиной и до 13 м высотой) и доведены до карниза подпорные стены и арки Большого моста через овраг. Возведены заново Первый и Второй Кавалерские корпуса, а от фундамента ‒ Галерея-ограда с воротами. На Большом Кавалерском корпусе закончены купол и парапеты, временная кровля заменена жёлточерепичной. В зданиях шли внутренние работы: «отделаны штуком», под искусственный мрамор жилые этажи Главного корпуса дворца ЕИВ и Императорской фамилии, оштукатурены Малый и Средний дворцы, Большой Кавалерский корпус и ранее построенные дома; делали печи, двери, переплёты окон, готовили полы под плитку. Одновременно во дворце в Булатникове был выложен огромных размеров белокаменный первый этаж под деревянный второй.

Баженов надеялся осенью закончить в Царицыне все строения и расчистить площадки между ними, чтобы весной их «запустить зеленью». Завершить намеченное не позволило отсутствие денег. Из обещанных на строительство в Булатникове и Царицыне 200 тыс. руб. он получил летом 50 тыс., а 5 тыс. вынужден был взять в долг на своё имя. Он писал А. А. Безбородко: «Приходит и мне конец… Я со всеми моими собранными силами и ревностию, чтобы угодить монархине нашей, рвался, мучился и построил весьма много в обоих порученных мне местах. Но что же теперь со мною делается… По щастию моему…мне верили: работали и с слезами по окончании штукатуры с триста человек отошли.., сим бедным надо итти по домам своим: что они принесут! жёнам и детям. Но я за что бедной впред кредит потеряю; теперь каменщикам, блис шести сот человек… работали более, нежели лошади: ту же участь может быть получат… Бедные плотники, кузнецы, пешники, столеры и… другие мастеровые все терпют… да и все не отступают и не дают нигде мнепрохода: и до тех пор станут мучить, пока ваше сердцене тронется о человечестве; простите мне… терпения более нету: я принуждён буду бежать из Москвы к вам; оставлю жену, детей в болезни, из коих сына одного уже и похоронил на сих днях… Да и меня оставьте жива, чтоб не быть и в тюрьме… Во все строения присланы деньги, а ко мне ни полушки». В середине сентября Баженову были переведены чуть более 75тыс., а в конце месяца 80 тыс. руб.

Невозможность расплатиться вовремя и боязнь не успеть стали причиной того, что Баженов «без всякого наставления» подрядил столяров до конца года, чем превысил «немалым лишком положенную двух сот тысячную сумму». Неначатыми оставались не вошедшие в утверждённый Генеральный план конюшни за оврагом и Башня для часов, которую Баженов предложил перенести из центра ансамбля на Попову гору, за мост, отчего село Царицыно украсилось бы «ещё больше сим фаросом», а фасад от прудов и въезда из Москвы приобрёл бы «величавости».

В ноябре управляющий В. Я. Карачинский уведомил Баженова, что ещё надо построить новый Птичный двор. Одновременно с его проектом архитектор подготовил проект зала с двумя галереями, о чём ему было дано повеление летом 1775, когда императрица «за прудами, в перелесочке, на луговине… на лавочке тут сиживала» (план зала Баженов наметил на Генеральном плане села Чёрная Грязь, 1775). Делал он и проект дворца в селе Конькове, приобретённом в казну для великих князей Александра и Константина Павловичей.

Ежемесячные донесения в ноябре и январе 1785 об успехах по строению в сёлах Царицыне и Булатникове были оставлены без ответа.

1785. В феврале «на производство строений под смотрением Архитектора Баженова» было выделено 50 тыс. руб., «да особо для садовых… работ» 5 тыс. Карачинскому. В марте на основании подписанной Баженовым ведомости расходов был дан указ об отпуске дополнительно «на расплату подрядчикам за поставленные материалы 37868 р. 20 ½ к.».

Весной архитектор достраивал верхний этаж Кухонного корпуса, Большой мост через овраг (не успели вывести его парапеты), Галерею-ограду с воротами, заканчивал вчерне внутреннюю отделку двух домиков вдоль оврага, вёл работы по дворцу в Булатникове.

3 июня во время краткого визита в Москву из Вышнего Волочка Екатерина II посетила Царицыно, спустя десять лет после его приобретения (см. ст. Екатерины II посещение Царицына в 1785). О недовольстве Царицынским дворцом она сообщила на следующий день Ф. М. Гримму, сочинив историю о будто бы угрожавшей ей опасности, погоне и полученных при въезде в Царицыно раздосадовавших её новостях. Не сочтя нужным сообщать о них (в поездке её сопровождали в числе немногих лиц Г. А. Потёмкин и молодой офицер фаворит А. П. Ермолов), «Она (императрица писала о себе в третьем лице. — ред.) очень ловко выдумала осудить постройку дворца. Своды ей показались слишком тяжёлыми, комнаты слишком низкими, будуары слишком тесными, залы тёмными, лестницы слишком узкими, и так как деньги редки, а хлеб дорог, она пожалела о сумме, затраченной на постройку». 8 июня из Твери она написала Павлу Петровичу и Марии Фёдоровне, что Царицынский дворец «внутри должен быть изменён, ибо так в нём было бы невозможно жить».

Строительство было остановлено (Екатерина уже начала кампанию против растущего влияния московского кружка Н. И. Новикова, куда входил и Баженов). В сентябре М. М. Измайлов писал о повелении императрицы архитекторам В. И. Баженову и М. Ф. Казакову «сделать планы о переправке со сметами». В декабре он сообщил Екатерине II, что Баженовым планы сделаны «в разных видах», что посылает их на рассмотрение, «а для лучшего по оным объяснения по просьбе архитектора Баженова и его отправил». План архитектора Казакова «вскорости… изготовлен будет, и я на сих днях… ево отправлю».

1786. 2 января Измайлову было велено прибыть в С.-Петербург «с сочинёнными планами по строению в селе Царицыне». Далее события развивались крайне неблагоприятно для В. И. Баженова и его ансамбля. 29 января императрица уволила Баженова на год. 31 января был дан указ об отпуске в распоряжение Измайлова 50 тыс. руб. на строения в Царицыне. 6 февраля последовало именное повеление Екатерины II «о разборке в селе Царицыне построенного главного корпуса до основания и о производстве потом по вновь конфирмованному сочинённому архитектором Казаковым плану». Материалы от разобранных дворцовых зданий были использованы М. Ф. Казаковым для забутовки фундамента Большого дворца.

В 1794 и 1795 были разобраны Большой Кавалерский и Камер-юнфарский корпуса.

Архитектура ансамбля и декор зданий. Екатерина II и Баженов замышляли и строили в Царицыне самый крупный в Европе дворцовый загородный ансамбль в «готическом» вкусе. Каждый ‒ свой. «Готический» стиль был несомненно задан императрицей, недаром архитектор, докладывая об окончании дворцовых зданий, неоднократно отмечал, что они построены в готике XVIII в., возрождавшейся в странах Западной Европы как национальное наследие в противовес классицизму. Фигурные ворота ‒ «прямо нежной готической архитектуры», спуск Фигурного моста ‒ «согласной фигуры готик». Настаивая на заведении близ Царицына кирпичного завода, Баженов писал, что только на нём возможно изготовить до миллиона штук по его «готическим» лекалам. В многочисленных записках Баженов избегал архитектурных тем, не раскрывал своих идей, программы и замыслы (в отличие от проектирования Кремлёвского дворца). Лишь в самой первой из них при решении двух конкретных вопросов он упоминал о важности использования в Царицыне «особливо к Готике нежному строению» заготовленной им в Кремле извести и устройстве сводов в нижних этажах всех строений (в ходе работ своды были выведены и на всех верхних этажах).

Екатерина II разделяла увлечение европейских просвещённых кругов национальным историческим прошлым, и «готическая» архитектура Царицына стала одним из проявлений её интереса к российской истории. Настойчивое желание императрицы в годы рождения «Греческого проекта» видеть на всех строениях новой усадьбы жёлточерепичные кровли могло свидетельствовать об увлекавших императрицу параллелях между златоверхими Москвой и Царьградом ‒ Константинополем, который виделся ей вновь христианским.

Государыня относилась к архитектуре как к делу государственной важности и строительство «собственной» усадьбы корректировала в связи с менявшейся политической ситуацией. Утвердив Генеральный план, имевший центричную иерархически-«средневековую» композицию, она через полгода выразила «соизволение», чтобы прежде начинали строения «об одном этаже» ‒ домики и её «маленькой полуциркульной дворец» по берегу пруда, а затем так и не дала повеления на строительство Большого Кавалерского корпуса. Баженов начинал его раньше императорских дворцов, а позже заканчивал своей волей, создавая архитектурными средствами образ просвещённой монархии. Он вносил своё понимание идеального устройства общественной жизни, что не отвечало целям и интересам императрицы. Заведомая двойственность, неоднозначность и непрояснённость смыслов лежали в основе творческого метода Баженова при создании Царицынского ансамбля. Они определяли функцию отдельных зданий, их планировку и особенности декора.

Семантика ансамбля многозначна. Она вобрала широкий спектр общественных настроений и взглядов тех лет, мировоззренческие и художественные идеи эпохи Просвещения. Эмоциональный фон при рождении замысла Царицына был задан атмосферой праздника по случаю мирных торжеств на Ходынском поле. В летней загородной резиденции эстетика и игровая природа праздника позволяли архитектору свободнее выражать историзм восприятия и отразили «всемирную отзывчивость» его архитектурного гения. Владевший тогда умами общий интерес к прошлому помогал людям Нового времени (Екатерине II в том числе) исторически осознавать настоящее.

«Готическая» архитектура Баженова в Царицыне — аллегория средневековой готики, и в этом качестве она принадлежала светской архитектуре своего времени. Создавая национальную архитектуру в эпоху Просвещения, в период формирования Российской империи, он, человек европейской культуры, совмещал в ней наследие русского и западноевропейского средневековья, итальянского Возрождения и французского классицизма, элементы популярной в те годы культуры исламского Востока. Исторические параллели и перекличка отдельных мотивов в архитектуре Царицына не должны вводить в заблуждение. Они возникали не ради творческого заимствования, а были использованы зодчим для «обозначения» актуальности наследия древних. При этом отбор форм и их модификация шли в соответствии с назначением и образом каждого здания. В ряде случаев царицынскую «готику» Баженов определял понятием «нежная». И действительно, в рисунке и светоносности ажурных белокаменных парапетов, которыми он увенчал здания, было больше от искусства «огненных забав» ХVIII века — фейерверков и иллюминаций на фигурных щитах, нежели от экстатически устремлённых ввысь завершений готических соборов. В общей мажорной тональности красно-белого двуцветия царицынских строений видна также отсылка к московской архитектуре рубежа ХVII–XVIII вв., так называемого нарышкинского барокко.

Собирательность и двойственность архитектурных форм особенно наглядны в парковых строениях — мостах и воротах. Большой мост через овраг, Фигурные мост и ворота, закреплявшие на видовой панораме Царицына со стороны прудов центральную и крайние точки, производили издали впечатление основательных сооружений. Вблизи же «крепостной» характер их стен и башен, прорезанных в основании окнами или сквозным геометрическим орнаментом, проявлял черты внешней театральной декоративности. Готическую стрельчатость получили традиционно полуциркульные арки «триумфальных» Фигурных ворот и Большого моста через овраг, уподобленного римскому акведуку. Внутри башен Фигурного моста, поделённых пополам проездом по нему, открылись ниши, вызывающие ассоциации с восточными михрабами. Вместе с тем, как свидетельствуют сохранившиеся строения баженовского ансамбля, «готические одежды» были приданы светским зданиям с ренессансными пропорциями, перекрытым невысокими «палладианскими» куполами.

С архитектурой итальянца А. Палладио (1508‒1580), наследие которого Баженов особенно ценил, сближало человеческое измерение внешних объёмов и внутреннего пространства. В то же время конфигурация планов была обусловлена рациональной логикой классицизма и, возможно, символикой сакрализованной геометрии «вольных каменщиков» (прямой равноконечный крест в плане Камер-юнфарского корпуса, «косой», диагональный в плане Крестообразного домика, совмещённые оба типа крестов в планировке Восьмигранника — октогона, а также угольник, один из основных атрибутов масонских практик, с которыми связывали культ морали, и шестигранник как символ благоразумия в планах домиков близ Кухонного корпуса и Фигурного моста). Так творческие замыслы зодчего, вдохновлённого идеей обновления жизни и общества в эпоху Просвещения, сплетали прошлое с настоящим, предвещали в будущем архитектуру романтизма и историзма.

Избранный для Царицына собирательный образ празднично-театрализованной древности не предполагал достоверности, однако предусматривал, как во всех публичных действах ХVIII в. содержательную, смысловую прежде всего нравоучительную программу. У Баженова она была связана с темой просвещённой монархии, с желанием реализовать в архитектуре образ-«модель» идеального правления, основанного на началах морали и гармонии отношений монарха и общества. Мировоззрение зодчего, его сложный духовный мир определял дуализм сознания Нового времени, искавшего преодоления противоречий между идеалом и действительностью, разумом и верой, знаниями о душе и теле, о божественном начале природы и человека. К этому были устремлены рождённые одной эпохой, но каждая со своей иерархией ценностей «моральная философия» просветителей и религиозная этика масонов ХVIII в. И та, и другая нашли отражение в архитектуре ансамбля в силу изначальной двойственности его структуры, вызванной конкретной ситуацией при российском дворе — существованием двух дворов, большого и малого, — и расхождениями в мировосприятии Екатерины II и великого князя Павла Петровича. Разница в назначении, количестве и восприятии дворцов извне и внутри ансамбля легла в основу Генерального плана. При подъезде к Царицыну на первом плане оказывались Малый и Средний дворцы императрицы, особенно высоко вознесённый на пирамидальную гору её собственный Малый дворец, при въезде внутрь обращала на себя внимание «равномерность» симметричных дворцов государыни и сына-наследника.

За десять лет строительства многое изменилось в жизни императорского двора, что нашло отражение в планировке и архитектуре ансамбля. В связи с увеличением императорской фамилии между основными дворцами был построен корпус, сместивший смысловые и зрительные акценты. Его «привязка» для коммуникации посредством галерей лишила самостоятельной роли главный дворец Екатерины II, ставший частью общей композиции, и ослабила причастность к двум другим её дворцам. Главным дворец остался только в названии. Принятое одновременно решение соединить дворец великого князя с Кухонным корпусом оградой с воротами способствовало усилению впечатления цельности «крыла» наследника в противовес группе екатерининских дворцов и находившимся вблизи них Камер-юнфрскому корпусу и Фигурным воротам. Большой Кавалерский корпус, поставленный на равном расстоянии от Главного дворца Её Величества и Императорской фамилии, получал значение консолидирующего центра. Корпус был предназначен для первых персон двора, кавалеров высших российских орденов, с которыми связывали в ту эпоху представление об обществе. На языке архитектуры величественность здания и его главенствующее положение в ансамбле, масштабы купола, имевшего верхний свет, символизировали особую значимость Большого Кавалерского корпуса для идейной программы Баженова в Царицыне.

Белокаменный декор царицынских зданий особенно важен для образной выразительности архитектуры и необычен по пластике и символике мотивов. Привлекая внимание, он провоцирует желание разгадывать смысл часто узнаваемых деталей, вникнуть в язык «говорящей» архитектуры. Но впечатление доступности ошибочно. Многозначность символов не допускает их простого толкования, заключённый в них смысл, как правило, скрыт и не поддаётся прямой интерпретации. В одном лишь случае знак — «особливое украшение» на Малом дворце — вензель Екатерины II в ореоле лучистого сияния не вызывает сомнения в своём значении. Им отмечен в Царицыне её личный дворец — царицынский Монплезир императрицы. Декор Среднего дворца более многопланов. Резные двуглавые орлы на торцевых фронтонах дворца и стилизованный занавес парапета на главном фасаде указывают на государственный императорский статус дома для приёмов и увеселений, тогда как «ступени» и «лестницы» в простенках окон с меньшей степенью доказательности могут выражать важнейшую для века тему нравственного восхождения человека ради достижения общего блага.

Баженов вводил в белокаменный декор христианские символы и масонские эмблемы, воспринимая идеи «вольных каменщиков» как моральное учение. Содержание многих мотивов зашифровано и не поддаётся рациональному объяснению. Некоторые смыслы, внятные современникам, утрачены с годами, но наиболее сокровенные утаивались намеренно, оставаясь понятными только посвящённым. К числу таких относится очень значительная по размерам, местоположению и торжественности обрамления эмблема на Кухонном корпусе. Традиционные знаки гостеприимства «хлеб и соль», имеющиеся на его двух фасадах, дали повод ко второму названию корпуса — Хлебный дом. В то же время символическая наполненность эмблемы на фасадах, развёрнутых к дворцу наследника и Большому Кавалерскому корпусу, даёт основание предположить заложенные в неё иные смыслы.

Общая направленность эмблем, несмотря на нераскрываемый до полного понимания смысл, сводится к идее морального совершенствования, становления просвещённого общества на путь нравственного закона и христианской благодати. В целом эзотерический характер символики декора был усилен индивидуальным формо- и мифотворчеством Баженова-художника. Созданный зодчим архитектурный шедевр в Царицыне воплотил на века духовные искания ХVIII в.

Важным свидетельством современника является отзыв об ансамбле Я. А. Брюса. Он писал императрице в конце 1784, за полгода до её приезда: «Был я в Царицыне, где строение образом наилутчим отделано… Покои же внутри… имеют ещё большую сырость, причём дерзаю моё примечание донесть, что кажется, что корпус, назначенный для кавалеров, много теснит строение (императорский дворец. — ред.) и в некоторых покоях отнимает свет». Он отметил также, что употребляемый в строение сырым мячковский белый камень от морозов трескается и лупится особенно в «поручнях» Большого моста через овраг, «который имеет вид огромной и великолепной, так что достоин памяти потомству царствования Вашего Величества и напоминает век древнего Рима. Вид же Царицына при въезде есть так хорош и приятен и великолепен, а паче в своём особом роде, как истинно ничего для глаз так прелестного я не видал».

Внутреннее пространство баженовских строений в Царицыне ‒ чрезвычайно важное свидетельство мироощущения зодчего и символической наполненности его архитектуры. Оно сформировано объёмами отдельно стоящих зданий и существует суверенно, вступая во взаимодействие с внешним пространством. Выразительность каждого из внутренних пространств обусловлена неповторимостью образа, плана и фасада сооружения, его назначением, местоположением и конфигурацией. Если красно-белая царицынская «готика» была сразу подхвачена, но с разным успехом, учениками Баженова преимущественно в культовом зодчестве, то внутренних пространств, аналогичных царицынским ‒ сводчатых и анфиладных, эмоционально и духовно выразительных, русская светская архитектура классицизма не знала. Лишь Баженов обладал способностью выражать языком архитектуры зримо и психологически непосредственно отвлечённые, умозрительные идеи и понятия. Он ощущал себя творцом, формирующим бытие пространства и света.

Пространство в кругу природных стихий (воздух, земля, вода, огонь) зодчий воспринимал как субстанцию нематериальную, духовную. Своей волей архитектора-творца он сообщал движение пространству внутри зданий, поднимал к сводам вверх, вёл вдоль скруглённых, гранёных, овально изогнутых стен и разной глубины ниш. При этом живое, динамичное пространство в большинстве случаев тяготело к замкнутости, словно к «познанию самого себя» (в двойных анфиладах Кухонного корпуса, окружающих внутренний двор; в радиально-кольцевой схеме плана Второго Кавалерского корпуса с центральным круглым залом; в двух анфиладах-крыльях по сторонам круглого зала в Третьем Кавалерском корпусе). Только в Малом и Среднем дворцах императрицы её личные покои ориентированы в сторону прудов, т.е. перпендикулярно главным фасадам и галереям, выходящим на Берёзовую перспективу.

Свет, вливающийся через огромные и многочисленные окна, реже ‒ сверху, оказывает большое влияние на драматургию жизни внутреннего пространства. При панорамном размещении окон пространство наполняется покоем и умиротворением, при частой смене угла зрения в анфиладах или боковых «кабинетах» становится напряжённым, при верхнем освещении ‒ возвышенным и одухотворённым. Яркая освещённость галерей и затенённость ниш усиливают психологическую выразительность пространств.

Намерения Екатерины II относительно внутреннего убранства строений остались неясными. Баженов с первых лет строительства был в неведении и не получал ответа на многократные вопросы: «чем и как убирать здания». Поначалу императрица уходила от ответа под предлогом достаточности «на то будет времени». Затем неясность реальных обстоятельств и целей её посещения Москвы и Царицына мешала определить, нужно ли оформление внутренних помещений и каким оно могло бы быть. Государыня отдала распоряжения лишь относительно покрытия полов керамическими плитками, об устройстве изразцовых печей и подготовке рисунков для бронзовых светильников ‒ подвесных паникадил, настенных бра и напольных «таганов». Образ складывался весьма аскетичный. Баженов же, желая придать внутренним пространствам облик «интерьеров», предлагал Екатерине II по окончании Главного корпуса дворца ЕИВ и Императорской фамилии расписать стены по штукатурке «во вкусе арабеск или убирать в древнем Египетском, Греческом и Геркуланском вкусе». Повеление дано не было, и к приезду императрицы в 1785 все здания ансамбля были только оштукатурены. Они приобрели близкий к нынешнему внутренний вид прекрасных «светских храмов», сооружённых ради земной, духовно возвышенной жизни, основанной на добродетелях. Архитектурный ансамбль Баженова в Царицыне — единственный осуществлённый и почти полностью сохранившийся до наших дней шедевр зодчего, относительно авторства которого никогда не было сомнений.

Источ.: Василий Иванович Баженов. Письма. Пояснения к проектам. Свидетельства современников. Биографические документы./ Сост. Ю. Я. Герчук. М., 2001.

Лит.: Михайлов А. И. Баженов. М., 1951; Минеева К. И. Царицыно. Дворцово-парковый ансамбль. М., 1988; Музей-заповедник «Царицыно». Дворцовый ансамбль. Парк. Коллекции / Сост. Л. В. Андреева. М., 2005.

Л. В. Андреева

Барокко (итал. barocco, буквально — странный, причудливый, вычурный), господствующий стиль в искусстве, прежде всего в архитектуре, в конце XVI–середине XVIII в. в Европе и Америке. Барокко — торжественный и пышный «большой стиль», построенный на принципах контрастности объёмов, цветов и светотени, динамизма и напряжённости образов и форм. Сложная, богатая и разнообразная пластика сочетается со стремлением к патетическому величию и мощи. Различные виды искусства сливаются для создания целостного театрализованного впечатления. Иллюзионизм, эффекты, игра с реальностью становятся важнейшими элементами художественного языка. Многообразные художественные формы имеют тенденцию к размаху, слитности, текучести, движению, вырастанию одного объёма из другого. На смену статичным и устойчивым формам квадрата, круга приходят эллипсы, овалы, криволинейные формы в контрастном сочетании с прямоугольником, трапецией, многоугольниками и т.д. Стиль барокко проникнут экзальтацией и мистицизмом, идеями о сложности и изменчивости мира [Дж. Л. Бернини — ансамбль площади Св. Петра в Риме (1653–1657), произведения Ф. Борромини, В. В. Растрелли — Зимний дворец в С.-Петербурге (1754–1762) и мн. др.]. Известны национальные разновидности стиля.

В России барокко появилось в царствование императора Петра I (иногда выделяют особый стиль русской архитектуры конца XVII в., испытавший западное влияние — нарышкинское барокко). Русское барокко XVIII в. делят на периоды, названные по царствованиям: барокко петровское, аннинское, елизаветинское. Особенностями русского барокко являются отсутствие экзальтации и мистицизма, величественность и торжественность, сравнительно бóльшая уравновешенность и подчинённость деталей целому, а также полихромность фасадов, при которой на фоне ярко окрашенных стен контрастно выделяются декоративные детали иного цвета (Большой дворец в Царском Селе 1752–1757, Смольный монастырь 1748–1754, арх. Б. Ф. Растрелли, и др.). Во второй половине XVIII в. барокко вытесняется классицизмом.

В Царицыне в стиле елизаветинского барокко были построены Церковь во имя иконы Пресвятой Богородицы Живоносный Источник и господский дом в Кантемиров усадьба Чёрная Грязь, принадлежавший К. Д. Кантемиру (не сохранился).

Лит.: Барокко. Архитектура. Скульптура. Живопись. Кёльн, 2000; Вельфлин Г. Ренессанс и барокко. СПб., 2004; Зодчие Москвы времени барокко и классицизма (1700‒1820-е годы). М., 2004; Виппер Б. Р. Архитектура русского барокко. М., 2008.

П. Б. Ермолов

Барокко нарышкинское (нарышкинский стиль, «русское барокко», «московское барокко») — стилевое направление в русской церковной и светской архитектуре конца XVII — начала XVIII вв. Название получило по фамилии бояр Нарышкиных, чье возвышение произошло после брака царя Алексея Михайловича и Натальи Кирилловны Нарышкиной (1651–1694). Изящные и нарядные многоярусные церкви нарышкинского барокко нередко имеют нехарактерную для древнерусского зодчества центрическую планировку [церковь Покрова Пресвятой Богородицы в Филях (1693), церковь Святой Троицы в селе Троице-Лыкове (1698–1704), Сухаревская башня (1692–1695) и др.]. Особенностями нарышкинского барокко являются затейливый, несколько напоминающий западноевропейское барокко, резной белокаменный декор (оконные наличники с резными колонками, так называемые петушиные гребешки на карнизах и наличниках и др.) на фоне красной кирпичной кладки и элементы архитектурного ордера. Стиль нарышкинского барокко был изучен и переосмыслен В. И. Баженовым при создании декоративных мотивов царицынского ансамбля. Сохранились восторженные высказывания Баженова о колокольне Новодевичьего монастыря (1690), построенной в стиле нарышкинского барокко. В своем «Слове на заложении Кремлевского дворца» (1773), сравнивая колокольни Ивана Великого и Новодевичьего монастыря, он писал: «Колокольня Ивановская достойна зрения, но колокольня Девичья Монастыря более обольстит она человека, вкус имущего».

Лит.: Барокко в России. М., 1926; Иоаннисян О. М. К проблеме барокко в русской архитектуре XVII века (история вопроса и некоторые аспекты архитектурной формы) // Русское искусство эпохи барокко. Новые материалы и исследования. СПб., 1998; Виппер Б. Р. Архитектура русского барокко. М., 2008.

П. Б. Ермолов.

Галерея-ограда с воротами, декоративное сооружение, отделяющее центральную дворцовую часть усадьбы от садово-парковой; часть Архитектурного ансамбля Царицына. Построена архитектором В. И. Баженовым в 1784–1785. Расположена между Кухонным корпусом и Большим дворцом архитектора М. Ф. Казакова, возникшим на месте первоначальных главных дворцов императрицы Екатерины II и Императорской фамилии. Тогда Галерея зрительно связывала Кухонный корпус с дворцом цесаревича Павла Петровича (см. ст. Павел I). В своих донесениях Баженов определял её как «ворота и ограда между кухни и крайнего дворца Великого Князя, что между двух садов лежит… к третьему саду» или» гальлерея и вороты от кухни к дворцам», «от трёх дворцов к углу кухней, напротив въезда на гору, что в самый угол третьего сада, к оврагу».

На Генеральном плане села Царицына 1776 Галерея-ограда с воротами не показана. Намерение её построить возникло у Баженова позже, в связи с идеей объединения дворцовых зданий. В начале 1780 архитектор предложил императрице соединить уже начатый Дворец Екатерины II с симметричным ему Дворцом наследника и возвести между ними вместо намеченной отдельно стоящей оранжереи корпус для «Богом дарованных двух Императорских высочеств» Александра и Константина. Все дворцовые здания предполагалось связать крытыми галереями.

Построенные Баженовым дворцы не сохранились. Ко времени их завершения (1782) относится сообщение зодчего о том, что он «уповает к будущему лету построить вороты и ограду». Была проведена подготовка, но строительство отложили на год, т.к. в результате сноса находившегося на месте будущих кухонь дома управителя срочно требовалось поставить новый. Строившийся в 1782–1783 Управительский дом оказывался ближе к саду, за границей главной дворцовой площади.

Галерея-ограда состоит из двух близко расположенных стен, не имеющих крыши, между которыми существует проход, ограниченный с двух концов стенами зданий, а ближе к середине — устоями ворот. Галерея ориентирована зодчим на две стороны и имеет разные фасады, выполненные в формах русской готики XVIII в. и классицизма. С дворцовой площади — это колоннада, похожая на те, что в усадьбах соединяли главный дом с боковыми флигелями. Со стороны сада — стрельчатая аркада, напоминающая внутренние аркады западноевропейских монастырских дворов. Таким образом, вместо отдельно стоящих зданий благодаря сооружению Галереи и переходов между дворцами по замыслу Баженова сложилась цепь построек ‒ архитектурная панорама в юго-восточной части дворцовой площади.

Использованные в архитектуре Галереи художественные приёмы характерны и для других строений Баженова в Царицыне. По горизонтали красный кирпич кладки чётко прочерчен белокаменным цоколем и карнизом, по вертикали — сдвоенными колоннами, обрамляющими проёмы между ними. Верх украшен фигурным парапетом, состоящим из пирамидок, чередующихся с орнаментально сплетёнными «сердцами». Опорами «ворот» служат двухъярусные башни со сквозными проходами и островерхими завершениями, между которыми перекинута фигурная «колючая» арка. Это одна из самых примечательных архитектурных деталей ансамбля. Её назначение, как и Галереи в целом, не только декоративное. В образе арки с шипами и ворот-ограды, вероятно, заключена и христианская символика «терний», ожидающих человека при переходе от мирской греховной жизни к вечному блаженству «райского» сада. Галерея-ограда с аркой — один из блестящих примеров творческого метода В. И. Баженова в Царицыне — нерасторжимого единства образно-смысловой и зрительно-декоративной природы его архитектуры.

В период строительства М. Ф. Казаковым Большого дворца в 1786–1796 южный конец Галереи был разобран и заново подведён к его северо-восточной башне. Излом, различимый сейчас в месте примыкания Галереи к Большому дворцу, свидетельствует о том, что прежде она была длиннее и подходила к зданию меньшего размера и более удалённому, чем нынешнее.

В первой четверти XIX в. новая металлическая ограда с воротами между столбиками из кирпича с белым камнем дополнительно оградила территорию, примыкающую к Большому дворцу и Кухонному корпусу, благодаря чему образовался небольшой дворик на месте снесённого в 1803 Управительского дома. Ко второй половине XIX в. Галерея постепенно обветшала. «Опись Царицынскому Дворцу» 1886 зафиксировала, что «карниз и цоколь из белаго камня и кирпича полопался, выкрошился и местами украшений нет, так что одних только колон утратилось 20, остались местами только штыри и скобы, остальные колонки во множестве растрескались и частями отпадают, внутри же стены большею частью сопрели и подломаны, а сверху спадают кирпичи и камни, вообще всё строение находится в полуразрушенном виде».

В 1986–1987 Галерея с аркой была одной из первых среди царицынских памятников отреставрирована фирмой РКZ. В 2005–2007 при проведении археологических работ и реконструкции Архитектурного ансамбля Царицына были обнаружены фундаменты дома управителя. На их месте возведён стеклянный Входной павильон, ведущий в подземный вестибюль музейно-выставочного комплекса Большого дворца и Кухонного корпуса.

Источ.: Василий Иванович Баженова. Письма. Пояснения к проектам. Свидетельства современников. Биографически документы. / Сост. Ю. Я. Герчук. М., 2001.

Лит.: Михайлов А. И. Баженов. М., 1951; Минеева К. И. Царицыно. Дворцово-парковый ансамбль.М., 1988; Музей-заповедник «Царицыно». Дворцовый ансамбль. Парк. Коллекции. / Сост. Л. В. Андреева. М., 2005.

Л. В. Андреева

Голицыных усадьба Чёрная Грязь, хозяйственный и управленческий центр Черногрязской вотчины князей В. В. Голицына и А. В. Голицына (в 1683–1689). Княжеский двор (56х54 сажен) с хоромами владельцев (см. ст. Голицыных хоромы) и церковь во имя иконы Божией матери Живоносный Источник с богадельней для нищих вдов составляли ядро усадебного ансамбля. Интерьеры церкви, как и хором, были оформлены артелью мастеров под руководством известного «мастера живописного дела» К. И. Золотарёва и, очевидно, по его же проекту. В состав усадьбы входили жилые, бытовые и служебные постройки господского двора, несколько хозяйственных дворов и строений, а также дворы некоторых холопов (мельников, конюхов, садовников, плотника, лесника) и церковно- и священнослужителей на Поповой горе. Усадебный комплекс располагался на земле бывшей Стеблевской пустоши, на правом берегу реки Городни, куда в этот период времени с её левобережья было перенесено сельцо Чёрная Грязь.

Усадьба создавалась как подмосковная резиденция В. В. Голицына, о чём свидетельствуют отписные книги 1689. На княжеском дворе в 3 и 4 яруса возвышались хоромы владельцев, некоторые нижние помещения которых были предназначены для торжественных приёмов знатных гостей и отличались своими размерами и богатым праздничным убранством. Изба «стряпущая» «больших» хором, подклеты хором-«двоен» и стоявшие на дворе поварня, избы «приспешная» и «скатертная», амбары, погреба, «сушило» служили для обеспечения княжеского стола и хранения усадебного имущества. На господском же дворе находились людская изба, в которой жили дворовые слуги, и изба приказчика. Сзади ко двору примыкал окружённый берёзовой рощей плодовый сад, где выращивали яблони, груши, сливы, вишни, смородину, малину, крыжовник.

Неподалёку был устроен конюшенный двор (56×28 сажен), где в избах жило несколько конюхов, ухаживавших за пахотными и ездовыми лошадями ценных пород. Скотный двор (28×23 сажен) располагался за Городнёй, на Чёрная Грязь пустоши. На попечении скотников, проживавших в этом дворе, находились домашний скот и птица (среди них для роскошных пиров ‒ «заморский» журавль, олень, лебеди). Пивоваренный двор, находившийся возле плотины Черногрязского пруда (см. ст. Верхний Царицынский пруд), предназначался для приготовления различных сортов пива и кваса. На гуменном дворе молотили зерно, высушенное в овине, которое затем отправляли на две усадебные мельницы — Черногрязскую (см. ст. Царицынская мельница) и Шипиловскую мельницу. В 7 амбарах-житницах, стоявших на околице, хранили муку, семена, сухари. В Черногрязском пруду, Шипиловском пруду (см. ст. Нижний Царицынский пруд) и Хохловском пруду разводили в большом количестве разнообразную рыбу.

В Чёрной Грязи В. В. Голицын не раз принимал гостей, в т.ч. неоднократно П. Гордона, а в июле 1688 устроил обед в честь посетивших усадьбу царя Ивана V Алексеевича и царевны Софьи Алексеевны.

Источ.: Розыскные дела о Фёдоре Шакловитом и его сообщниках. СПб., 1893. Т. 4.

Лит.: Смирнова Т. Н. Усадьба Чёрная Грязь (Богородское) князей В. В. и А. В. Голицыных // Князья Голицыны. 600 лет служения России. Каталог выставки. М., 2008.

Т. Н. Смирнова.

Голицыных хоромы, комплекс деревянных жилых княжеских строений в Голицыных усадьбе Чёрная Грязь. Состоял из «хором болших» и соединённых общими сенями двух «хором-двоен». Находились на княжеском дворе. Большие хоромы, «брусеные», стояли напротив въездных ворот и возвышались в три или четыре (если считать подклеты) яруса, опоясанных «нижним» и «верхним» гульбищами-галереями, ограждёнными балясинами. Со двора внутрь хором вели четыре лестницы с рундуками, связанные, предположительно, с передними сенями, «сторонними» сенями, сенями второй столовой и «мыленкой». Нижний ярус («исподние хоромы») состоял из девяти помещений с сенями: первая столовая с сенями, изба «проходная», передняя комната с сенями передними, первая комната, «середняя» комната, «сторонняя» (или «задняя», или «третья») комната со «сторонними» сенями с чуланом, «мыленка», «стряпущая» изба с сенями, вторая столовая с сенями. Другой ярус («верхние хоромы») включал семь помещений с коридорами («переходами») и сенями: четыре светлицы и три чердака, два из которых возвышались над столовыми. Оба яруса были связаны двумя внутренними лестницами, одна из которых вела наверх из передних сеней, другая — из «сторонней» комнаты. Последний ярус (над «верхними хоромами») образовывали два «верхних» чердака. Один из них имел форму восьмигранника («восьмерика») с семью окнами (для панорамного обзора окрестностей) и был опоясан гульбищем с двойными балясинами. В него можно было попасть с гульбища «верхних» хором по винтовой лестнице.

Хоромы-двойни находились справа от въездных ворот. Двое хором-двоен, соединённых общими сенями («меж хором сени»), стояли на подклетах и имели одинаковую планировку нижних ярусов. Каждый из нижних ярусов состоял из двух помещений с сенями: передней комнаты с передними сенями и комнаты со «сторонними» сенями. Одни из этих хором имели ещё и верхний ярус, окружённый гульбищем-галереей. Его занимали две светлицы, чердак и сени, в которые можно было подняться из нижних сеней по внутренней лестнице.

Из отписных книг 1689 известны размеры помещений в хоромах (указаны в ручных саженях). Комнаты и светлицы представляли собой в плане квадрат. Длина одной стены комнат колебалась от 2,5 до 4 сажен (3,8‒6 м), светлиц — 2–2,5 сажени (ок. 3–3,8 м), чердаков — 3‒4 сажени (ок. 4,5–6 м). Самая большая столовая имела длину стены 5 сажен (ок. 7,6 м.). Почти во все оконные решётки («окончины») были вставлены стёкла и лишь в некоторые — слюда. В оформлении хоромных интерьеров усадьбы участвовала артель мастеров под руководством придворного живописца, позолотчика и резчика К. И. Золотарёва. Сохранилась «роспись денежному расходу», составленная Золотарёвым 23 января 1686, в соответствии с которой В. В. Голицыну следовало заплатить за работу, в частности, в хоромах: «наёмным живописцам, которые помогали, двум человекам» за написание в хоромах двух «притч»; столярам ‒ за выполнение рам для тех полотен; «мастерам» ‒ за «обитие и левкашение» стен и потолков в верхнем ярусе хором. Стены парадных помещений (столовой, передней и комнаты) в нижних ярусах больших хором и хором-двоен были обиты полотнами, расписанными живописными образами и композициями на библейские и евангельские сюжеты. В комнатах больших хором царило разноцветье: зелёные и красные суконные обития дверей и лавок, раскрашенные под мрамор дверные и оконные рамы, «сшитые в алый и жёлтый шахмат» суконные полавочники, муравленые и полихромные печные изразцы. Одну из столовых украшали живописные «притчи немецкие», стены светлиц верхних ярусов были обиты гравюрами («фряжскими листами») по холстам, а потолки — золочёными кожами по холстам. Отделка интерьеров одноярусных хором-двойни, вероятно, была ещё не завершена, во всяком случае, в описи о ней содержатся очень скудные сведения. Двухъярусные хоромы-двойня отличались парадным убранством и предназначались для приёма гостей. Два парадных помещения нижнего яруса — «передняя» и «комната» ‒ обращают на себя особое внимание. Одно из них, предположительно, выполняло функцию столовой (третьей по счёту в составе жилого княжеского комплекса). Стены «передней» занимали «росписи травами» и живописные образы Спаса, Богоматери, Фёдора Стратилата; двери также украшало «живописное письмо», а подволоку — золочёные кожи. Здесь находился стол со складывающейся вчетверо расписной столешницей. На стенах соседней «комнаты» размещались живописные изображения евангельских и библейских персонажей, среди них: Спас Вседержитель, Богородица, Иоанн Предтеча; Спас Нерукотворный, царь Константин и царица Елена; пророки царь Давид, Моисей, Иеремия; сюжетная композиция «царь Соломон и пришествие царицы Савской». Подволока была занята живописным плафоном «планиты небесныя».

Одна из светлиц второго яруса была обита золочёными кожами, в соседних с ней помещениях хранились персидские, русские и турецкие шатры и палатки, походная мебель и принадлежности, а также церковная ризница. Подклеты хором-двойни использовались в качестве винного погреба: в них стояли бочки с яблочным квасом и привозными винами «церковным» и «рейнским»; там же держали обеденную посуду (деревянные блюда, ставцы, ложки, чаши, ендовы).

Лит.: Смирнова Т. Н. Усадьба Богородское (Чёрная Грязь) в XVII в.: структура хозяйственного и жилого комплексов // Коломенское. Материалы и исследования М., 2007; она же. Усадьба Чёрная Грязь (Богородское) князей В. В. и А. В. Голицыных // Князья Голицыны. 600 лет служения России. Каталог выставки. М., 2008.

Т. Н. Смирнова

Готика (готический стиль, от итал. gotico, название германского племени готов), стиль в искусстве стран средневековой Европы, господствовавший приблизительно в XII–XV вв. Готическое искусство появилось в эпоху феодализма и становления централизованных монархий, вместе с развитием городов. Традиционно делится на периоды — ранней, зрелой и поздней готики.

Термин «готика» возник в эпоху Ренессанса (впервые употреблён по отношению к испорченной средневековой латыни французским гуманистом Лефевром д’Этаплем в книге «De Artificialis introductions», 1476; повторён гуманистом Гийомом Бюде в 1524; по отношению к архитектуре — бельгийским иезуитом Каролом Скрибанием в 1531). Первоначально воспринимался как отрицательная характеристика искусства всего средневековья, своим «варварством» и «неестественностью» противопоставлявшегося эталонному античному искусству, якобы разрушенному готами. Вплоть до XIX в. под готикой понимали также романское искусство (которое называли старой или ранней готикой), византийское и древнерусское искусство. Увлечение переосмысленными готическими мотивами в западноевропейской архитектуре начала XVIII в. началось до научного изучения стиля. В этот период зарождается стиль неоготика, или «готическое возрождение». В Великобритании и Франции уже в 1-й половине XVIII в. готика начинает восприниматься положительно, окончательная «реабилитация» этого стиля связана с возникновением предромантизма в конце XVIII–начале XIX в. С развитием романтизма возникший стиль неоготики получил новый импульс.

Готика нашла отражение в архитектуре, живописи, декоративно-прикладном искусстве. В архитектуре художественные формы стиля имеют тенденцию к расширению пространства ввысь, обострённости, стрельчатости, динамизму, облегчению несущих конструкций, замене стен каменным каркасом. В готических сооружениях применялись крестовые своды, выложенные на нервюрах, благодаря чему своды облегчились и стало возможно перекрывать более широкие пролёты, поднять своды на значительную высоту. Через систему контрфорсов и аркбутанов удалось снять большую часть распора боковых сводов со стен и внутренних столбов, которые перестали быть столь массивными, как в романской архитектуре. Благодаря разгрузке сплошные наружные стены стало возможно прорезать многочисленными витражными окнами. Фасады и интерьеры готических сооружений богато декорировались скульптурой и резьбой, украшались многочисленными ажурными шпилями, арочками, аркатурами, колоннами. Нередко готический фасад полностью состоял из тончайших переплётов, ажурной резьбы, вимпергов, пинаклей, фиалов, колонок и скульптуры, которые «растворяют» поверхность стены (Собор Парижской Богоматери, XII–XIX вв., Реймсский собор, XIII–XIV вв., Амьенский собор, XIII–XIV вв., Кёльнский собор, XIII–XIX вв. и др.).

Готический стиль имеет различные хронологические рамки и художественные особенности в зависимости от национальной школы. В русскую фортификационную архитектуру второй половины XV в. готические веяния наряду с ренессансными привносили западноевропейские мастера, состоявшие на русской службе. Царицынские сооружения возведены в рамках классицизма «во вкусе» готики, к которой В. И. Баженов и М. Ф. Казаков по сложившейся традиции относили и древнерусское зодчество. Основные элементы готической архитектуры в Царицыне присутствуют только в виде творчески переосмысленных мотивов.

Лит.: Panofsky E. Gothic architecture and scholasticism. New York, 1957; Sedlmayr H. Die Entstehung der Kathedrale. Zürich, 1950; Муратова К. М. Мастера французской готики XII‒XIII веков, М,1988; Готика. Архитектура. Скульптура. Живопись. Кёльн, 2000.

П. Б. Ермолов

Готика в романтизме, один из характерных мотивов романтизма, получивший распространение в некоторых странах Западной Европы, преимущественно в Великобритании в конце XVIII–начале XIX в. Представители романтизма идеализировали национальное средневековье и считали художественные формы готики наиболее одухотворёнными, эмоциональными и подходящими для выражения национального характера. Один из основоположников романтизма, Ф. Р. де Шатобриан (1768‒1848), писал: «Народ хранит верность нравам предков и не отбрасывает их прочь, как изношенную одежду. Как бы ни силились доброхоты сорвать это старое платье, лохмотья его приросли к телу, образуя в сочетании с новой одеждой невероятную пестроту… Войдя в готический собор, невозможно было не испытать некоего трепета и не ощутить в глубине души присутствия Бога… Несмотря на причудливость пропорций, готическому ордеру присуща особая, своеобразная красота». В то же время человек эпохи средневековья ассоциировался с мрачной, но героической личностью, обладающей сильной волей и страстями.

В архитектуре романтизм создал предпосылки для научного изучения и применения художественного наследия средневековья представителями неоготики. Русская неоготика XIX в. подражает западноевропейской готике [А. А. Менелас (1753–1831), работы в России К. Ф. Шинкеля (1781–1841), Н. Л. Бенуа (1813–1898) и др.]. В период национально-романтического восприятия средневекового искусства в 1-й половине — середине XIX в. появляются также и творческие переработки готики и других средневековых стилей [М. Д. Быковский (1801–1885) и др.]. В это время дворцовый комплекс в Царицыне, находившийся в руинированном состоянии, получил вторичное переосмысление и воспринимался как романтический образ старинного замка.

В литературе образы готики как загадочного и мрачного мира, полного страданий и зловещих предзнаменований, характерны для т. н. готического романа (Г. Уолпол, М. Г. Льюис, А. Рэдклиф, М. Шелли и др.), создающего особую эстетику. Романтическим духом были проникнуты описания путешествий в Царицыно литераторов первой половины XIX в., видевших в руинах дворцов то старинный замок из «готических романов», то гигантские развалины, вызывающие мистические переживания.

Лит.: Эстетика раннего французского романтизма. М., 1982; Раздольская В. И. Европейское искусство XIX века: классицизм, романтизм. СПб., 2005; Романтизм: истоки, метафизика, эволюция. Екатеринбург, 2006.

П. Б. Ермолов

Готика русская, во 2-й половине XVIII в. устоявшееся, хотя и не точное название обусловленного взглядами эпохи Просвещения творческого заимствования готических мотивов в рамках архитектуры классицизма. Направление «русской готики» в архитектуре было связано с творчеством крупнейших московских (В. И. Баженов, М. Ф. Казаков) и петербургских (Ю. М. Фельтен, В. И. Неелов) архитекторов XVIII в. Понятие «русской готики» может рассматриваться в связи с термином неоготика.

Архитекторы XVIII в. не задавались целью подражать конкретному историческому памятнику или реальному историческому стилю, а лишь создавали декорации «во вкусе готики». Под «готикой» в это время подразумевалось всё средневековое искусство Европы до эпохи Возрождения, в том числе и древнерусское. Представители петербургской ветви неоготики ориентировались в большей степени на западноевропейскую готику. В архитектурных ансамблях московской школы, таких как Царицыно (В. И. Баженов, М. Ф. Казаков) или Петровский путевой дворец (М. Ф. Казаков), причудливо переплетены мотивы западноевропейской готики и древнерусского зодчества. Эти мотивы носили чисто декоративный характер и были переосмыслены в русле традиций классицизма, конструктивные особенности подлинной готики не использовались. Условно — готические декорации Царицына отсылают нас скорее к древнерусской архитектуре Москвы (сооружения Московского Кремля, нарышкинское барокко и др.). «Русская готика» имеет характер творческой игры с готическими образами и отличается от подражательной неоготики XVIII в. и тем более от западноевропейской неоготики XIX в., стремившейся использовать конструктивные и содержательные черты западноевропейской готики.

«Русская готика» была достаточно модным течением во второй половине XVIII в. Сохранился готический проект дворца в Конькове М. Ф. Казакова, напоминающий некоторыми чертами Царицыно (1770-е). Известен целый ряд усадеб и усадебных храмов, выполненных в стилистике «русской готики», авторство которых документально не установлено. Например, церковь Владимирской иконы Божией Матери в Быкове (1789) приписывается авторству В. И. Баженова или М. Ф. Казакова на основании стилистических аналогий с их неоготическими произведениями. Можно назвать в этом ряду Знаменскую церковь в имении Я. А. Татищева Знаменка (с. Вешаловка, 1768‒1794), церковь Михаила Архангела в с. Поджигородово (1778‒1783), Никольскую церковь в с. Черкизово (1759‒1763, 1780-е гг.), флигели усадьбы Паниных Михалково (1770‒1780-е гг.), несохранившуюся усадьбу Троицкое-Кайнарджи П. А. Румянцева-Задунайского (1780-е гг.) и др.

В отношении этого направления в архитектуре в отечественном искусствознании употребляется также термин псевдоготика.

Лит.: Евсина Н. А. Русская архитектура в эпоху Екатерины II. Барокко ‒ классицизм — неоготика. М., 1994; Кириченко Е. И. Неклассические тенденции в русской архитектуре эпохи классицизма // Матвей Фёдорович Казаков и архитектура классицизма. М.,1996; Хачатуров С. В. «Готический вкус» в русской художественной культуре XVIII в. М., 1999.

П. Б. Ермолов

Живоначальной Троицы храм в Борисове, приходской храм на юге Москвы. Впервые деревянная церковь с приделом Николая Чудотворца в селе Борисово упоминается в писцовых книгах 1675–1677. Согласно писцовым книгам 1710, в Борисове имелась церковь из белого камня во имя Живоначальной Троицы. 9 июля 1763, в конце своего пребывания в Москве в связи с коронационными торжествами, императрица Екатерина II посетила храм Живоначальной Троицы, «где изволила прикладываться к святым иконам». Стоявшую на берегу пруда у плотины церковь во время весеннего подъёма воды часто подмывало, и к середине XIX в. она пришла в аварийное состояние. В 1859 в Борисовский приход был назначен священник Николай Смирнов, решивший построить новый храм. В 1862 в своём доме он открыл школу грамоты. Тогда же на общем сходе крестьян села Борисово и деревни Шипилово было решено «собрать одновременно с каждой ревизской души по одному рублю сереб[ром] и помогать подводами для привозки материалов». Однако, как сообщал в 1869 в Царицынское волостное правление священник, борисовские крестьяне, в значительной части старообрядцы, «денег по обязательству не собрали ни копейки, и подводами в перевозке бута от села Братеева несколько помогли, а в других подводах отказали совершенно, так что не едут даже в Капотню за лесом, и не хотят перенести 10 тысяч кирпича с одного места на другое». В 1865–1875 Н. А. Смирнов собирал деньги на строительство храма на московских базарах. Пожертвования приносили также «чужеприходские» верующие. Небольшой каменный храм с высокими арочными окнами и двухъярусной звонницей был построен в 1873 на восточном берегу Борисовского пруда у речки Городня. Он имел приделы во имя иконы Богоматери «Утоли моя печали» и Святого Николая Чудотворца. Святыней храма была икона Успения Божией Матери с мощевиком. Николай Смирнов служил в храме до 1898 (погребён в нём в 1913). Разрешение на снос старого белокаменного храма было получено в 1898; на его месте два года спустя построена часовня. В 1902 стараниями нового настоятеля отца Василия Богоявленского и церковного старосты Ф. Т. Немова храм был расширен и обновлён. После Октябрьской революции 1917 храм был закрыт и заброшен. В разные годы использовался в качестве амбара, склада, автомотоклуба и учебного автокомбината. Часовню снесли и на её месте в 1953 построили дом культуры «Борисово».

В 1990 находившийся в руинированном состоянии храм Живоначальной Троицы возвращён Русской Православной Церкви. Его настоятелем стал священник Александр (Максимов). Вновь освящён 14 сентября 1991. В 1992–1996 отреставрирован.

Е. Д. Кокорева

Кавалерский второй корпус («Восьмигранник»), одноэтажный павильон, часть Баженова архитектурного ансамбля в Царицыне. Построен В. И. Баженовым в 1784‒1785 рядом с церковью во имя Иконы Пресвятой Богородицы Живоносный источник. В. И. Баженов писал в своих донесениях о нём и о Кавалерском Первом корпусе как о двух «малых домиках» «по церковному берегу» или рву, «последних» из числа возводившихся по утверждённому Генеральному плану 1775‒1776. Архитектор определял его местоположение в ансамбле «против Кавалерского корпуса» (в настоящее время сохранились его фундаменты; см. ст. Кавалерский Большой корпус). Современное название «Восьмигранник» или Второй Кавалерский корпус получил при паспортизации сооружений ансамбля в 1947.

На возможное назначение Второго Кавалерского корпуса указывает экспликация к несохранившемуся Генеральному плану села Царицына начала 1779, в которой под литерой «О» назван «Дом для официантов». Первый и Второй Кавалерские корпуса возводились одновременно с Кухонным корпусом и являлись важным звеном в цепи построек, расположенных вдоль «церковного оврага». По замыслу архитектора они создавали «второй фасад» или вторую панораму Царицына, открывавшуюся при въезде в усадьбу по Каширской дороге (см. ст. Дороги Черногрязской вотчины). Оба здания строились спешно и были вчерне закончены за летний сезон 1784. К следующему сезону оставалось доделать печи, полы, двери, переплёты окон и оштукатурить внутренние стены. Вероятно, это и было сделано весной 1785, т.к. после отстранения В. И. Баженова работы не возобновлялись.

Планировка «Восьмигранника» уникальна. Геометрически правильный и симметричный план можно представить себе в виде наложенных один на другой крестов — прямого и диагонального, «косого», с круглым залом в средокрестии; или восьми-лучевой «звезды» с лучами, расходящимися от центра. Здание перекрыто пологим куполом. За свою планировку Кавалерский корпус в 1837 был назван «Кавалерским корпусом восьмиугольным». Длина каждой из восьми граней-сторон ‒ 12,55 м., диаметр круглого зала ‒ 11,74 м. Высота здания с куполом — 11,24 м., белокаменного парапета — 4 м. Стены выложены из кирпича размером 13×27×6,5 см, маркированного буквами «ПМ», белокаменные детали укреплены железными стержнями. Толщина наружных стен, выложенных в 4½ кирпича ‒ 1200 мм, внутренних стен (4 кирпича) ‒ 1050 мм.

Комнаты «Восьмигранника» не только связаны с центром, но и соединены между собой по периметру промежуточными угловыми помещениями. Кроме того, каждый «блок», состоящий из прямоугольной и треугольной комнат, мог быть изолирован, поскольку помимо внутренних дверных проёмов имел наружную дверь. Возможно, не все ведущие в «блоки» входы были выполнены в 1785: слишком сжаты были сроки для завершения постройки и значителен перепад рельефа между южной и северной сторонами. Универсальная в своём роде радиально-кольцевая планировка идеально воплощала важный для Баженова принцип сообщаемости внутренних пространств при их возможной независимости. Она служила одним из примеров реализации характерного для эпохи Просвещения принципа общежития — жить вместе и в то же время раздельно. Так, здание с успехом могло служить для размещения придворных чинов разного ранга.

Восьмигранное здание не имело главного фасада. Тем не менее, четыре его грани, ориентированные по сторонам света, выделены портиками, фигурными фронтонами и более сложным обрамлением двухчастных окон с круглыми проёмами наверху. Различен и белокаменный орнаментальный декор фронтонов-кокошников. Два из них, ориентированные на восток и запад, более остры и вытянуты, в их очертания виртуозно вписаны зигзагообразный узор, уходящий ввысь подобно языку пламени, и полусфера с лучами и трилистником. Два других, на оси север-юг, скорее напоминают картуш со спиралевидными завитками в основании, с характерным для царицынского белокаменного декора мотивом «пламенеющего» сердца сверху.

Продуманная ритмика вертикальных архитектурных членений (многочисленные окна, колонны портиков и парапета, высокие фронтоны) преодолевает «приземистость» обширного одноэтажного здания. Белокаменный декор, как и в других баженовских строениях в Царицыне, акцентирует главные, архитектурно наиболее значимые части: цоколь, карниз, аркатурно-колончатый парапет и фронтоны, высокие стрельчатые окна и портики. Особенно искусна пластика кирпичных колонн портиков с белокаменными кольцами-«муфтами», чередующимися с отрезками острых гранёных тяг.

На протяжении 200 лет здание не использовалось и постоянно разрушалось. «Опись Царицынскому Дворцу» 1886 зафиксировала плачевное состояние памятника: «…карниз над окнами и дверями в пролётном балюстраде и в портальных колонах украшены из белаго камня, который полопался и выкрошился во многих местах, дом без крыши и сводов, полов, потолков и всех прочих принадлежностей. По наружности, как в отверстиях окон и дверей, так и при фундаментах стены подломаны, а сверху здания растут деревья, ‒ внутри стены во всех пролётах также изломаны, а сверху совершенно сопрели и во множестве осыпались на большую высоту».

В мае 1929 заведующий Ленинского краеведческого музея садово-огородного района К. С. Тихомиров написал в Главнауку Наркомпроса письмо о недопустимости переделки восьмигранного корпуса в баню поскольку это повлечёт искажения памятника архитектуры, неприемлемые «особенно теперь, когда Моссовет реставрирует беседки классического типа в царицынском парке». Проект удалось свернуть, однако в 1932 был разобран кирпич внутренних стен корпуса. Перед их разборкой Н. И. Милонова выполнила фотоснимки внутренних стен.

В 1984 архитектор И. П. Рубен начала работу по проекту реставрации корпуса. В 1985 разработан проект приспособления здания под нужды ГМДПИ «Царицыно» (главный архитектор проекта В. В. Иванов, руководитель авторского коллектива Д. С. Солопов, архитекторы: А. В. Хлопов, Л. А. Иванова, Г. П. Погарская, Е. Ю. Смирнова). В 1986−1991 здание было отреставрировано Специальной научно-реставрационной производственной мастерской № 3 Всесоюзного объединения «Союзреставрация». В 1986‒1988 восстановлены внутренние стены и кровля, до 1991 продолжалось восстановление утраченных фрагментов кладки и белокаменного декора, работы по внутренней отделке. На длительность работ оказывало влияние неблагоприятное экономическое положение в стране. Реставрация была закончена в 1994 рядом инженерно-строительных организаций под руководством отдела капитального строительства музея, подготовивших здание в качестве выставочного павильона.

В 1994 во Втором Кавалерском корпусе была открыта первая экспозиция, знакомившая с основными художественными коллекциями ГМЗ «Царицыно».

В 2006 здание было вновь отреставрировано по проекту архитекторов М. М. Посохина, М. Д. Голубина, А. А. Бернштейна, О. Е. Галаничевой, Е. А. Александровой.

Источ.: Василий Иванович Баженова. Письма. Пояснения к проектам. Свидетельства современников. Биографически документы. / Сост. Ю. Я. Герчук. М., 2001.

Лит.: Михайлов А. И. Баженов. М., 1951; Минеева К. И. Царицыно. Дворцово-парковый ансамбль. М., 1988; Музей-заповедник «Царицыно». Дворцовый ансамбль. Парк. Коллекции. / Сост. Л. В. Андреева. М., 2005.

Л. В. Андреева, П. Б. Ермолов

Иллюстрации: План Восьмигранного дома (ГЭ),Кавалерский Второй корпус. Фасад и план.1848. РГАДА. Ф. 1239. Оп. 57. Д. 122. Л .1.,Общий вид со стороны парадного двора и парка

Кавалерский первый корпус, одноэтажный павильон, часть Баженова архитектурного ансамбля в Царицыне. Построен В. И. Баженовым в1784–1785 на берегу Большого оврага или, как написал архитектор в одном из донесений, «блис кухонь, к самому тут находящемуся рву». Массивность Кухонного корпуса подчёркивала малые размеры здания. Как и два других нынешних кавалерских корпуса, получил своё название в 1947 при паспортизации сооружений ансамбля. Баженов называл его и соседний восьмигранный Кавалерский Второй корпус «малыми домиками» или «домами», «последними» из числа возводившихся по утверждённому Генеральному плану села Царицына 1776. Назначение корпусов-домиков не было определено точно. В экспликации к несохранившемуся Генеральному плану начала 1779 один из них (под литерой «О») архитектор обозначил как «Дом для официантов» (какой именно — не ясно, но принято считать, что восьмигранный, который в переписке упоминался первым), другой (под литерой «S») — «Дом неизвестной». Первоначально В. И. Баженов ориентировал дом на заовражную часть ансамбля, формируя второй «генеральный фасад» Царицына со стороны въезда по Каширской дороге (см. ст. Дороги Черногрязской вотчины). Затем, в процессе строительства, изменил ситуацию, развернув дом на 180˚ и обратив его вход к центру и главным дворцам. Функциональное назначение здания было менее важно для архитектора, чем его местоположение в общей структуре ансамбля.

В плане здание имело форму «уголка» или квадрата, из которого вынута четвёртая часть. Длина каждой из двух длинных сторон 17,35 м., боковых торцов — 8,72 м., высота по максимальной точке 10,6 м.

Первый Кавалерский корпус, единственный среди баженовских зданий в Царицыне, не имел сводов и купольного покрытия, а его окна имели не стрельчатую, как показал архитектор на панораме Царицына в 1776, а прямоугольную форму. Масштаб окон увеличен введением второго ряда «лежачих» оконных проёмов. Вход размещён на диагональной оси, во внутренней части «угла». На фасаде он отмечен четырёхколонным неглубоким портиком и высоким декоративным фронтоном, которые акцентируют сравнительно сдержанный белокаменный декор дома: прямые наличники окон, карнизы и аркатурно-колончатый ажурный парапет, обегающий по верху здания. Вертикали гранёных белокаменных тяг, врезанных в красный кирпич парных колонн, фланкирующих вход, зрительно утверждают вертикальный строй портика. Фигурный фронтон, выполненный по аналогии с северным и южным фронтонами Второго Кавалерского корпуса, имеет в основании волюты, в завершении — пирамидки, внутри — полусферу с лучами, звёздами и «листьями».

Внутри здание имеет три комнаты: центральную угловую, к которой примыкают две боковых. Между собой комнаты последовательно соединены и образуют анфиладу по внешнему контуру «угла». Кроме того, комнаты снабжены входами из вестибюля и коридоров, расположенных вдоль фасада корпуса.

На протяжении XIX в. здание Первого Кавалерского корпуса практически не использовалось и постепенно ветшало; были утрачены кровля, полы, печи, дверные и оконные рамы.

В 1872 титулярный советник П. В. Домбровский взял корпус в арендупод дачу (по реестру Удельного ведомства — оброчная статья № 173). Согласно договору, он не имел права «изменять наружной архитектуры» и «уничтожать внутри стены». В 1883–1896 здание арендовал московский купец 2-й гильдии, потомственный почётный гражданин Аршак Бакшиевич Халатов (1847–?). При нём оно было значительно перестроено. В 1896–1901 корпус и прилежащий к нему земельный участок (0,6 га) служили дачей для учёного-нумизмата А. В. Орешникова и его семьи (см. ст. В. А. Зайцева). Опись, составленная в 1902, зафиксировала сделанные двумя последними арендаторами «приспособления для жилья», изменившие внешний вид и интерьеры здания. Оно стало трёхэтажным. К корпусу были пристроены две крытые железом деревянные террасы на столбах. На первом этаже по-прежнему было три комнаты, но из коридора наверх вели две лестницы. В одной из комнат, называемой «залой», был устроен камин; в другой, приспособленной под кухню, — сложена русская печь. Высота помещений первого этажа составляла 2,7 м., второго и третьего, сходных по планировке, — 2, 6 м. На участке, окружённом забором, росли сосны, лиственницы, дубы, березы, тополи, липы, осины, черёмуха и другие.

В 1902–1904 здание и земельный участок находились в аренде у титулярного советника П. Г. Поллака. С 1 января 1905 корпус «находился в хозяйственном заведовании», т.к. желающих арендовать его не было, несмотря на двукратно назначаемые торги.

С 1 января 1906 здание на 36 лет взяли в совместную аренду А. Е. Крутовский и А. И. Виноградов, предполагавшие провести в корпусе «внутреннюю капитальную отделку» для устройства меблированных комнат. После пожара в январе 1909, в результате которого внутренняя отделка здания и все деревянные пристройки к нему сгорели, единоличным арендатором стал А. Е. Крутовский, обязавшийся восстановить корпус в течение года. Он предложил свой проект перестройки, предполагавший увеличение его в высоту до 9,8 метров, что обеспечивало устройство полноценных второго и третьего этажей. Мнение удельного архитектора В. Шеймана было положительным: «В художественном отношении строение это интереса не имеет, за исключением плана своего, который остаётся без изменения, и портика над входом, который должен быть непременно сохранён в целости и только приведён в порядок после пожара». Крутовский закончил перестройку корпуса к 1911. В результате количество комнат увеличилось до 23. Главное управление уделов, выдавая «вынужденное» разрешение, отмечало «крайнюю нежелательность искажения надстройками старинных зданий». В случае ремонта или восстановления зданий, имеющих художественное или историческое значение, «следует на будущее время избегать изменения пропорций фасада, как это имело место в настоящем случае, так как перерезанные новыми окнами (второго этажа — ред.) карнизы и непомерно высокий парапет, маскирующий третий этаж, нарушают общую пропорцию и характер здания». В 1911–1921 в корпусе находились меблированные комнаты, сдаваемые Крутовским на летний период в аренду дачникам.

Весной 1921 здание занял Ленинский Совет рабочих и крестьянских депутатов (в результате чего оно получило название Дом Советов), с намерением приспособить его для круглогодичного использования: необходимо было утеплить стены и двери, сделать 87 зимних рам. Однако уже осенью совет был вынужден вернуться в своё прежнее помещение — Смотрительский дом, т.к. работы по утеплению произведены не были. В 1922–1932 в здании находился детский дом, в котором жили дети из пострадавших от голода районов Поволжья. В 1932 корпус был вновь перестроен для исполкома Ленинского районного совета. Перед его входом была разбита клумба и установлен памятник В. И. Ленину. С 1960-х гг. в нём размещалась детская музыкальная школа.

В декабре 1988, после отселения музыкальной школы, мастерская № 13 института «Моспроект-2» провела исследования сооружения и в 1989 подготовила проект реставрации (под руководством И. П. Рубен и В. Я. Либсона). В 1992–1995 польской реставрационной фирмой PKZ в здании были проведены восстановительные работы: разобраны два надстроенных этажа, восстановлена первоначальная планировка, с кирпичных стен удалена штукатурка, возобновлены белокаменный фронтон, ажурный парапет и декор стен.

С 1995 в здании размещается администрация Государственного музея-заповедника «Царицыно».

В 2007 здание было вновь отреставрировано мастерской №13 предприятия «Моспроект-2» (руководитель мастерской М. Д. Голубин, главный архитектор проекта Н. Г. Мухин, главный инженер проекта М. В. Куранов).

Источ.: Василий Иванович Баженов. Письма. Пояснения к проектам. Свидетельства современников. Биографические документы. / Сост. Ю. Я. Герчук. М., 2001.

Лит.: Михайлов А. И. Баженов. М., 1951; Минеева К. И. Царицыно. Дворцово-парковый ансамбль.М., 1988; Музей-заповедник «Царицыно». Дворцовый ансамбль. Парк. Коллекции. / Сост. Л. В. Андреева. М., 2005.

Л. В. Андреева, А. А. Баранова, Е. В. Офицерова

Иллюстрации: Кавалерский первый корпус. План и фасад 1848. РГАДА. Ф. 1239. Оп. 57. Д. 156. Л. 9.,Кавалерский Первый корпус в 1970-х гг.

Кантемиров усадьба Чёрная Грязь, хозяйственный и управленческий центр Черногрязской вотчины князей Кантемиров (1713–1775). Находилась на месте бывшей Голицыных усадьбы Чёрная Грязь. Принадлежала князьям Д. К. Кантемиру (в 1713–1723), К. Д. Кантемиру (в 1729–1747). В 1723–1729 и 1747–1755 была предметом спора между Кантемирами; после «полюбовного раздела» имущества (1757) принадлежала совместно Матвею Д. Кантемиру и Сергею Д. Кантемиру, а после смерти в 1771 Матвея — Сергею Кантемиру. В 1775 приобретена императрицей Екатериной II для строительства Баженова архитектурного ансамбля.

В состав усадьбы входили: в 1713–1757 один, позднее — два княжеских двора с домами владельцев и хозяйственными постройками, а также отдельные хозяйственные строения, оранжерея (см. ст. Оранжереи), церковь во имя иконы Божией Матери Живоносный источник, дворы церковно- и священнослужителей этого храма.

Об усадьбе в первой половине XVIII в. известно не много. Согласно описанию усадебного дома первого владельца из рода Кантемиров — Дмитрия Константиновича, которое оставил в своём дневнике Ф. В. Беркгольц (1722), дом был «построен на Китайский манер». Существует предположение, что это могли быть подновлённые Голицыных хоромы, что вызывает сомнение, поскольку, во-первых, они были построены в духе традиционной древнерусской архитектуры и, во-вторых, уже к 1713 были полуразрушенными. При Константине Д. Кантемире в усадьбе был построен новый княжеский дом (находился на месте Большого дворца), согласно реконструкции Р. М. Байбуровой, — двухэтажный, деревянный, на каменном фундаменте.

После раздела Черногрязской вотчины (1757) Матвей Д. Кантемир занял прежний дом своего брата Константина (по свидетельству В. И. Баженова, это был «зелёный большой корпус деревянный»). Дом Сергея Кантемира находился на дворе, вплотную примыкавшему к двору брата. На планах 1766 (в копии 1808) и 1775 изображены два смежных прямоугольных двора с господскими домами, расположенными возле садовых оград, и хозяйственными постройками по периметру дворов. В «Памятной записке» Екатерине II (17 октября 1777) В. И. Баженов назвал эти усадебные дома «двумя главными домами деревянными старых хозяев». Двор Матвея Д. Кантемира располагался ближе к берегу Черногрязского пруда (см. ст. Верхний Царицынский пруд) («нижний вотчинников двор с большими новыми хоромами»), а «верхний двор» его брата — на более возвышенном месте.

Судя по описи усадьбы Матвея Кантемира 1772, интерьеры его дома отличались великолепным убранством: там находились зеркала в резных золочёных рамах, стулья, кресла и канапе, обтянутые кожей и цветным бархатом, дубовые и ореховые шкафы, комоды и столы, покрытые лаком или украшенные наборным деревом, а также произведения живописи. Известно, что в доме была не одна спальня, ‒ там стояли кровати с балдахинами из французской парчи, а альков парадной спальни занимала кровать с балдахином из малинового штофа. На скотном дворе содержались 8 коров, 5 быков, 7 телят, 7 овец и баран, в птичнике — 30 кур, 28 уток, 7 индюков, 4 гуся, а также 8 павлинов и 2 журавля, в конюшне Матвея стояли 8 его лошадей и 10 лошадей брата.

Дом Сергея Кантемира был меньше. Согласно описи 1765, на его верхнем этаже располагались парадные и жилые помещения: зал, спальня, «предспальня», девичья, «конторка», сени, светлица; внизу были устроены служебные комнаты: сени с чуланом, лакейская, «конторка» с чуланом. Зал и спальня отличались богатым убранством. Стены зала украшали такие же, как в доме Матвея, зеркала, там находились два дубовых окрашенных стола, двенадцать стульев, канапе, круглый столик красного дерева, ореховый комод и остеклённый буфет с золочёной резьбой, где была выставлена хрустальная и фаянсовая посуда. Спальня тоже была отделана несколькими зеркалами в резных золочёных рамах, двери и окна закрывали ситцевые занавесы, декорированные оборками и жёлтыми лентами, а посреди комнаты стояла роскошная дубовая кровать с китайским флёровым балдахином, украшенным оборками и красной бахромой. В «зеркальном» кабинете хранились курительные «приборы», находились шесть зелёных китайских стульев и столик, покрытый жёлтой флёровой скатертью. На дворе Сергея Кантемира находились следующие хозяйственные постройки: «казённая» изба, хлебный амбар, каретный и «плетнёвый» сараи, поварня, погреб. В казённой избе хранилась столовая посуда (блюда, тарелки, «суповые» чашки), кухонная утварь (кастрюли, котлы, железное вертело, кочерга, скатерти, салфетки), оконные завесы, свёртки обоев, обрезки тканей, хозяйственный инвентарь, а также 4 пушки. В хлебном амбаре помимо овса держали причальные канаты, старые деревянные оранжерейные рамы, палатки, сундуки. В каретном сарае стояли господская дорожная коляска («берлин»), коляска приказчика, городовые сани, в плетнёвом сарае — другие дорожные коляски, а также кибитки, сани, дроги, телега. В погребе и поварне хранились кадки с капустой.

К 1757 усадебный сад имел регулярную и пейзажную планировку. Регулярную часть составляли примыкающие к дворам боскеты. За ними к югу располагалось несколько рощ, тянувшихся до оврага, впадавшего в р. Язвенку. Таким образом, кантемировский парк занимал почти всю территорию современного Царицынского парка. В 1757 сад был разделён между братьями: Матвею досталась часть от «преспективной, или средней садовой дороги» к Черногрязскому пруду, а также сам пруд, Сергею — от «перспективы» в противоположную сторону, к востоку. К 1775 планировка сада усложнилась. В имении было три сада: «круглой большой» и «малый» плодовые, а также «регулярный» с оранжереей, в котором росли «плодовитые деревца». В оранжерее выращивали лимоны, померанцы, персики, груши, фиги и виноград, а также разводили в горшках цветы: розы, гвоздики и др. За садами ухаживали садовники — дворовые люди Михайло Иванов и Пётр Артамонов, получавшие «денежное и хлебное жалование». Охраняли и собирали урожай наёмные крестьяне. Основу композиции регулярного увеселительного сада составляли два смежных участка за единой оградой, примыкавших к усадебным дворам. Перед садовыми фасадами обоих домов были устроены небольшие открытые партеры. За ними следовали обсаженные по периметру стрижеными деревьями или кустарниками прямоугольники боскетов, разделённые сеткой прямых дорожек. Парадные участки окружал обширный парк, который прорезали три прямые аллеи, расходившиеся от садовой ограды. Средний луч («преспективная, или средняя садовая дорога») вёл в плодовый сад, левый — достигал поперечного Большого проспекта, который был проложен между 1766 и 1775, когда был засыпан небольшой участок Большого оврага; третий луч, обсаженный берёзами, вёл к Черногрязскому пруду. На Черногрязском пруду был устроен квадратный остров, к которому по береговому склону вела каменная лестница. Рядом, на полукруглом склоне («абрезной горе, или террасе») с уступами, засаженными деревьями, стояла деревянная беседка зелёного цвета (позднее названная Кантемировой), в которой при Екатерине II проходили заседания Совета при Высочайшем дворе, а впоследствии на её месте был построен Малый дворец.

В 1778 оба господских дома бывшей усадьбы Кантемиров были разобраны, а материалы фундаментов (камень, бут) и железные детали использованы Баженовым при строительстве «не малой в Готике оранжереи». Многие планировочные элементы усадьбы Кантемиров легли в основу архитектурного ансамбля В. И. Баженова. Парадная часть парка Кантемиров, примыкавшая к ансамблю, сохранялась до конца XVIII — начала XIX в., его главные элементы использованы Ф. Ридом и его помощниками при создании пейзажного парка.

Лит.: Байбурова Р. М. Новопостроенный деревянный дом 1745 г. в Царицыне // Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник. 1992. М., 1993; она же. Дом 1722 г. на «Китайский манер» в Чёрной Грязи // Русская усадьба. М., 1999. Вып. 5 (21); Бердникова Т. Е., Докучаева О. В. Царицыно. Природное и культурное наследие Москвы. М., 1996; Баженов Василий Иванович. Письма. Пояснения к проектам. Свидетельства современников. Биографические документы / Сост. Ю. Я. Герчук. М., 2001.

Т. Н. Смирнова

Иллюстрация: Кантемиров дом. Реконструкция Р. М. Байбуровой. План. 1992

Летний дворец Екатерины II в Царицыне, временное деревянное здание, построенное для императрицы по проекту архитектора П. Я. Плюскова в июне 1775, сразу после приобретения Екатериной II Кантемиров усадьбы Чёрная Грязь. В строительстве участвовал архитекторский помощник Иван Романович Никитин (1745–?). За возведение дворца Плюсков был награждён императрицей золотой табакеркой, а Никитин — золотыми часами, и оба — месячными окладами жалованья.

В Летнем дворце императрица размещалась во время своего пребывания в Царицыне летом 1775 (см. в статье Екатерины II пребывание в Царицыне в 1775). Распоряжение о его постройке она отдала после возвращения 4 июня в Москву из Троице-Сергиевой лавры, почти одновременно поручив В. И. Баженову создание монументального дворцового ансамбля. Для свиты и придворных были выстроены также временные деревянные кавалерские корпуса.

Дворец был невелик. По словам Г. Р. Державина, посетившего Царицыно в 1775, императрица «изволила жить в маленьком домике, не более как из 6 комнат состоящем, в коем помещался» и Г. А. Потёмкин. Сама Екатерина II в письме своему многолетнему корреспонденту Ф.-М. Гримму, составленному в первый же вечер по прибытии в только что построенный царицынский дворец, сообщала: «Тотчас по совершении купчей принялись за стройку, и через две недели, благодаря нашим деревянным сооружениям, я уже могла переселиться сюда».

Проект Плюскова и точное место расположения Летнего дворца неизвестны. Косвенные данные позволяют предположить, что он был возведён близ главного «зелёного» деревянного дома и «зелёной» же беседки князей Кантемиров, стоявшей на вершине уступчатой пирамидальной «горы». По всей видимости, Летний дворец стоял между построенными позже В. И. Баженовым Малым дворцом и Средним дворцом императрицы (в годы их строительства в 1776–1777 Летний дворец продолжал существовать), у пологого пандуса-спуска к Верхнему Царицынскому пруду. Подтверждением может служить и запись от 3 июля 1775 в Камер-фурьерском журнале (фиксировал церемониальную жизнь императорского двора) о спуске «на воду, в пруд, против Дворца» судов, построенных в селе Чёрная Грязь.

Вопрос о сносе Летнего дворца и выстроенных одновременно с ним кавалерских корпусов В. И. Баженов поставил в октябре 1777 в связи с необходимостью сноса двух деревянных домов князей Кантемиров при подготовке к строительству каменных дворцов для императрицы и цесаревича. На что последовала резолюция Екатерины II: «Старое прежних помещиков строение, равно как и поставленное на случай моего присутствия, дабы оное не мешало новым, снять позволяю, а на какое употребление, оное представляется на изобретение тамошнего управителя». В феврале 1778 Баженов и царицынский управляющий В. Я. Карачинский извещали императрицу, что Летний дворец они предполагали перенести «к деревне Хохловке или Чёрной Грязи впредь для какой-либо надобности, если то будет угодно», а «кавалерские покои рассудили дать причету церковному, а у них хижины ветхие и безобразные, а остатки в прибавок к солдатским казармам». Дворец был перенесён к деревне Хохловке. Осенью 1803 — весной 1804 он был отремонтирован, а его внутренние покои приведены в порядок (заново обита мебель, повешены шторы, натёрты полы) в связи с тем, что Дворец избрал своим местом жительства в летние месяцы главноначальствующий экспедицией Кремлёвского строения П. С. Валуев. В 1813, после строительства Валуевского дома, бывший Летний дворец Екатерины II был разобран солдатами инвалидной команды.

Источники: Письма Екатерины Второй к барону Ф.-М. Гримму // Русский архив. 1878. Кн. 3. № 9; Василий Иванович Баженов. Письма. Пояснения к проектам. Свидетельства современников. Биографические документы / Сост. Ю. Я. Герчук. М., 2001.

Л. В. Андреева

Новоспасский монастырь (Спас Новый, Спас на Новом), мужской, ставропигиальный с 1745 (1-го класса с 1764). Земли одной из вотчин Новоспасского монастыря — села Покровское (Городня) — в XVII–XVIII вв. граничили с западными и северо-западными землями Черногрязской вотчины. Монастырь основан в конце XIII в. на месте, занимаемом ныне Даниловым монастырем в Москве. В 1330 московским великим князем Иваном Даниловичем Калитой был перенесен на Боровицкий холм в Кремль и получил название Спасо-Преображенского на Бору. Вероятно, в 1490 московским великим князем Иваном III Васильевичем монастырь был вновь перенесен — из Кремля на Крутицкий холм, где он стал называться Спасом Новым (Спаса на Новом), или Новоспасским.

С конца XV в. являлся родовой усыпальницей именитых бояр, в частности там находилась родовая усыпальница бояр Романовых. В XVII в. монастырь стал местом царского богомолья. Он был укреплен, наделен большими земельными владениями, получал щедрые царские пожертвования и к 1-й половине XVIII в. стал крупным вотчинником.

В 1670‒1770-х гг. граница Черногрязской вотчины с землями села Покровское (точнее деревни Котляково, принадлежавшей этому селу) проходила по руслу речки Язвенки (начинаясь от межевых ям возле черногрязской рощи «что на косогоре у большой Фроловской дороги», в районе будущей Башни-руины) до ее устья, далее — вверх по руслу речки Городни (вдоль Черногрязского пруда — в будущем ставшего частью Верхнего Царицынского пруда) до места впадения в него Пушкина оврага; далее — вдоль «водоточины» и между межевыми ямами до пустоши Высокуши, находившейся на берегу Чертановки вблизи деревни Котляково.

После секуляризации в 1764 монастырских земель и передачи их в ведение Коллегии экономии, Новосспасский монастырь лишился своих недвижимых имений. Для устройства Царицынского парка часть владений деревни Котляково была по высочайшему указу отмежевана 18 августа 1775 к селу Царицыну. Это был земельный участок площадью 80 дес. 193 саж. (ок 88 га), примыкавший к левому берегу Верхнего Царицынского пруда, который впоследствии стал называться Покровская сторона. На территории примежеванного участка, вероятно, в основном заросшего травой (перелогом), были отмечены и угодья: мелкий пашенный лес 7 дес. (ок. 7,7 га), залив речки Черепишки и ручей Буякова оврага.

В качестве компенсации котляковским крестьянам из бывших владений Симонова монастыря был выделен сенокосный луг на берегу реки Москвы площадью 20 дес.

Лит.: Дмитриев И. Д. Московский первоклассный Новоспасский ставропигиальный монастырь в его прошлом и настоящем. (Историко-археологический очерк). М., 1909; Паламарчук П. Сорок сороков. М., 1992. Т. 1.

Т. Н. Смирнова

Оранжереи, остеклённые корпуса для выращивания теплолюбивых растений в Кантемиров усадьбе Чёрная Грязь и (с 1775) дворцовой усадьбе Царицыно. Первая деревянная оранжерея предположительно была устроена в 1740-х гг., когда князь К. Д. Кантемир построил в Чёрногрязской вотчине новый господский дом и, возможно, разбил регулярный сад близ него. Согласно описи 1772, в ней выращивали лимоны (17 «дерев»), померанцы (36), фиги (30), груши (2), гвоздичные деревья (19), розаны (7 горшков), алоэ (2 горшка), персики (3 горшка), 3 куста винограда.

После приобретения Чёрной Грязи императрицей Екатериной II (1775) оранжерея была расширена, для ухода за ней приглашён из дворцового Головинского сада в Лефортове садовник Яков Фёдоров и огородник Иван Лукин. В декабре 1776 царицынский управляющий В. Я. Карачинский «осмелился перевесть к ранжерее в село Царицыно» двух садовников из также приобретённого Екатериной II и вверенного ему села Коньково.

В марте 1778 императрица одобрила предложение В. И. Баженова о постройке из подлежавшего разборке деревянного «зелёного большого корпуса» усадьбы Кантемиров ещё одной — временной («пока будет построена каменная вновь») — деревянной оранжереи, «ибо размножаются деревья, а ставить их некуда». Архитектор предлагал построить оранжерею на месте, «где были в присутствие вашего императорского величества конюшни». Там, утверждал архитектор, оранжерея «не закроет вида ни откуда природного», «сухость того места просит само чтоб на нём что либо делать». Строительство «не малой в готике» деревянной оранжереи на «противной стороне за плотиной» (на правой стороне Большого оврага) Баженов завершил к октябрю 1779, одновременно в русле ручья Большого оврага создал Нижний Оранжерейный пруд для полива растений. К лету 1784 количество «ранжерейных дерев» достигло 10 тысяч.

Постоянную, каменную, «малую» оранжерею Баженов предполагал возвести в центральной части дворцового ансамбля, между дворцами Екатерины II и великого князя Павла Петровича. Однако в связи с рождением сыновей Павла — великих князей Александра (12 декабря 1777) и Константина (8 мая 1779) Павловичей — архитектор предложил императрице существенно изменить проект. В своем «Представлении» от 27 января 1780 он испрашивал у Екатерины II разрешения построить между дворцами императрицы и великого князя вместо предполагавшейся оранжереи корпус «для прибавившейся ИМПЕРАТОРСКОЙ ФАМИЛИИ». А оранжерею, писал Баженов «можно поместить, тут же внизу или вверху галлерею, или коридором, дабы чрез оное коммуникация была в два главныя дворца». 11 апреля 1780 года статс-секретарь императрицы А. А. Безбородко сообщал: «ЕЯ ВЕЛИЧЕСТВО за полезное находит в среднем корпусе, где оранжерея, сделать покой для фамилии ИМПЕРАТОРСКОЙ, таким образом, чтобы тут сохранена и оранжерея, о чем вашего проекта и плана ожидать будет». Строительство «дворца для императорской фамилии» началось в 1781. Дворец впоследствии был разобран, его чертежей или описаний не сохранилось, и, следовательно, неизвестно, каким образом Баженов собирался разместить дворцовую оранжерею.

В 1785–1787 на месте деревянных оранжерей под руководством Карачинского и, предположительно по проекту Баженова, был выстроен огромный комплекс каменных оранжерей (стоимость строительства составила 28 тыс. руб.). Он включал три параллельных протяжённых корпуса, соединённых простенками (в виде буквы «Ш»), а также грунтовые сараи, парники, «школы».

В 1786–1791 за оранжереями ухаживал опытный садовник немец Иоганн Рак, который в январе 1787 в газете «Московские ведомости» опубликовал объявление, приглашавшее помещиков отдавать ему крепостных на обучение в Царицыне «садовой науке и для рисования планов и как содержать ранжерею». В начале XIX века оранжереи в Царицыне, как и другие дворцовые оранжереи и сады в Москве и в Подмосковье, были «препоручены» в управление князя И. П. Тюфякина, а также назначенного ему в помощь князя А. А. Кольцова-Масальского. К этому времени при царицынских оранжереях состояли «ранжерейный мастер» Иван Селуянов и 7 садовников.

Согласно описи 1802, в царицынских оранжереях в кадках и горшках находились «грушные» (3183), персиковые (1496), «сливные» (1145), «вишенные» (934), абрикосовые (129) деревья, яблони (111), лимонные (76), померанцевые (33), лавровые (11) деревья, кипарисы (11), фиговые (3), апельсиновые (2), миртовые (2), шелковичные (2) деревья, один кедр и др.; цветочные растения — левкои (495), гвоздики (310), розаны (189), «фиоли» (95), маргаритки (15), «кавалерские звёзды» (пассифлора, 3) и др.; травы — рута (35) и шалфей (27); комнатные растения — розаны китайские (2), «желтые жасмины» (3), «жасмины обыкновенные» (25), герань разных сортов (24), флоксы (20), ирис (11), резеда (11), волкомерии (10), гелиотопы (5), гортензии (5) и др.; ягодные растения — земляника «месячная» (580 кустов) и американская (85), малина (40), смородина (4). В «грунтах» содержались персиковые (30), абрикосовые (6) деревья, вишни (104), груши (17), 8 виноградных кустов. В саду близ оранжерей росло около 1000 яблонь. Часть плодов и цветов из оранжерей отправлялась к Высочайшему двору во время его пребывания в Москве, основная продавалась, в продажу также поступали саженцы плодовых деревьев (персиковых, абрикосовых, груш и слив разных сортов и др.). Доход от продаж фруктов из оранжерей составил 5176 рублей в 1811, 5026 рублей в 1817. Садовники были заинтересованы в продажах, поскольку ещё с 1794 по инициативе управителя А. И. Воейкова им отчислялось сверх жалованья 1/5 от общей выручки.

В 1802–1831 царицынские оранжереи находились в ведении Экспедиции Кремлёвского строения (ЭКС). Её глава П. С. Валуев счёл оранжерейное хозяйство главным средством к превращению Царицына в доходное имение и приступил к его «поспешному усовершенствованию», прежде всего, продал часть деревьев, которые росли слишком тесно. Летом 1804 по распоряжению Валуева архитекторы ЭКС построили две новые белокаменные оранжереи для винограда и ананасов (рядом с прежними, ниже по склону Большого оврага). С сентября 1804 в Царицыне работал новый садовый мастер — К. А. Унгебауер, в ведении которого помимо оранжерей был и парк (Английский сад). В 1805 под наблюдением архитекторов ЭКС И. В. Еготова и И. Т. Таманского «починивались» три оранжереи и теплица. «Ранжевая», или «передняя» оранжерея (ближайшая к дворцовому ансамблю) по проекту Еготова была увенчана белокаменной ротондой. В конце того же года Валуев сообщил императору Александру I: «Ранжереям старым вместо неблагообразной прежней фасады дана новая в лучшем виде. Внутри оных сделана большая зала, поддерживаемая двумя колоннами и построена по надобности ещё новая ранжерея из белаго камня». С осени 1806 Унгебауер стал выполнять функции царицынского управляющего, в связи с чем летом 1807 «для присмотра» за оранжереями был приглашён «знающий в сём деле иностранец Крестьян Крестьянович Тайхман». Осенью 1807 Унгебауер произвёл новые перестройки в оранжерейном комплексе: каменный сарай был переделан в «ранжерею для ранней приставки дерев», построил новую теплицу взамен ветхой. По его предложению в 1807 оранжереи обогатились редкими, «ботаническими» растениями из Петербурга, куда из Царицына в обмен были отправлены «фруктовыя деревья такия, кои есть в дурном виде, и приносят плод весма малой» (сливовые, персиковые, абрикосовые деревья, вишни). В итоге оранжереи были приведены в цветущее состояние (уже в 1804 П. И. Шаликов называл их «богатейшими в мире»). К началу 1809 при них состояли 2 садовых подмастерья, 8 садовников, 6 учеников. В сентябре 1809 Валуев отстранил Унгебауера от надзора за оранжереями и «препоручил» их садовым подмастерьям Ивану Селуянову и Николаю Ильину; в 1813 Ильин, «дознанный» Валуевым «лучшим, искусным и деятельнейшим», стал исполнять должность садового мастера при оранжереях.

В Отечественную войну 1812 «казённая сумма, вырученная за разные продажи из аранжерей», была украдена французами, но сами оранжереи благодаря «безотлучному пребыванию» при них царицынского смотрителя А. И. Егорова остались в «целости со всеми казёнными строениями». Из его рапорта известно, что «при неприятелях» деревья и растения из оранжерей он убрал «с выставок в простенки». Уже весной 1813 возобновились продажи растений, фруктов и цветов из оранжерей.

При новом управляющем ЭКС князе Н. Б. Юсупове (1814–1831) оранжереи продолжали давать стабильный доход и были одними из богатейших в Подмосковье, о чём можно судить по опубликованной И. Е. Забелиным описи их растений (1825). П. П. Свиньин отмечал в 1822, что оранжереи находились «в самом цветущем состоянии. Нет им равных в окрестностях Москвы, ни огромностию, ни достоинством фруктов». В 1828 вместо тяжело заболевшего Ильина на должность главного садовника дворцовых оранжерей был приглашен Ф. С. Пельцель. В 1837 в Царицыне планировалась постройка новых оранжерей по проекту архитектора Е. Д. Тюрина, для размещения растений из купленного Дворцовым ведомством подмосковного имения Остров графини А. А. Орловой-Чесменской. Для их строительства предполагалось использовать материал от разборки Кавалерского Первого корпуса и Кавалерского Второго корпуса, но от проекта было решено отказаться, поскольку его стоимость превышала стоимость растений островских оранжерей.

К началу 1840-х гг. Царицынские оранжереи поставляли значительную часть фруктов, продававшихся в Москве. В этот период право на сбор фруктов в оранжереях сдавалось в аренду, арендная плата употреблялась на ремонт оранжерей.

В 1843 по предложению президента Московской дворцовой конторы князя А. М. Урусова император Николай I повелел «пришедшие в ветхость» Царицынские оранжереи «вовсе уничтожить, а для находящихся в них дерев и растений, буде оные лучшего достоинства и нужны», построить небольшую оранжерею в Нескучном саду. Вице-президент Московской дворцовой конторы барон Л. К. Боде возразил, что для строительства оранжереи в Нескучном саду «места не имеется, ибо те места, где можно бы было построить таковые оранжереи, очень близки к Калужской улице, от которой в летнее время всегда происходит много пыли, что для фруктовых дерев очень вредно; а если оранжереи от улицы отдалить, то для отстранения излишней тени должно будет вырубить существующие там деревья». При этом Боде добавил, что «уничтожение обширных, издавна выстроенных оранжерей произведёт возвышение в ценах» на фрукты в Москве. По инициативе Боде контракт с арендатором Царицынских оранжерей — купцом Пискарёвым, истекавший через 2,5 года, был продлён ещё на 10 лет (до 1857), арендная плата отменена, Пискарёв взамен обязался отремонтировать оранжереи за свой счёт.

Весной 1844 в С.-Петербург на 22 подводах из Царицына было отправлено 350 померанцевых и 4 миндальных дерева «для украшения комнат» в дворцовых помещениях, оставшиеся померанцевые деревья были проданы, и померанцевая оранжерея в Царицыне прекратила свое существование.

С 1858 фрукты из царицынских оранжерей вновь стали поступать в продажу с публичных торгов. В том же году вопрос о судьбе оранжерей поднял новый президент Московской дворцовой конторы князь Н. И. Трубецкой. Он лично осмотрел оранжереи и «вполне убедился, что сохранение их в настоящее время не только не представляет для казны никакой выгоды, но, напротив того, постоянно вовлекает её в значительные издержки», сдача в аренду права на сбор плодов в 1857 дала казне 1,4 тыс. руб., в 1858 — 2 тыс. руб., а расходы на содержание оранжерей (жалованье садовникам, отопление и т.д.) составляли 5,4 тыс. руб. ежегодно. Таким образом, общий убыток, понесённый казной в 1845–1857 в результате принятой по предложению барона Боде системы, составлял по подсчётам Трубецкого огромную сумму — 72 тыс. руб. Трубецкой настаивал на «уничтожении» оранжерей, «за исключением одних только грунтовых сараев с вышнёвыми деревьями, на содержание которых потребуется почти ничтожный расход, могущий быть легко покрыт из арендной за отдачу их платы». Все фруктовые деревья и «прочее заведение» Трубецкой предлагал продать, большинство садовников уволить, оставив «самое ограниченное число» для наблюдения за садом и грунтовыми сараями. Предложение Трубецкого удостоилось одобрения императором Александром II, однако уже 1 ноября 1858 он просил разрешение отдать Царицынские оранжереи «на известный срок в пользование частным лицам, с некоторым отстранением» от Высочайше утверждённых оснований. Он предлагал вновь отдать оранжереи в аренду с торгов, на возможно бóльший срок, растения передать в собственность арендатора, с тем, чтобы он принял на себя наём садовников и рабочих, а также оплату отопления и ремонта оранжерей, «так что на долю казны не должно уже падать никакого расхода». По желанию арендатора ему должно было быть предоставлено право перестраивать оранжереи в грунтовые сараи. 7 ноября 1858 новые предложения Трубецкого были утверждены. В том же году оранжереи с грунтовыми сараями и парниками взял в аренду на 12 лет И. Ю. Давидов из платы 1 тыс. рублей в первый год и 500 руб. в последующие годы.

Таким образом, оранжереи одними из первых среди дворцовых построек в Царицыне превратились в «оброчные статьи». Осенью 1870 Давидов изъявил желание продлить срок аренды ещё на 12 лет, предложив изменить условия контракта и уменьшить размер арендной платы. Вопреки мнению царицынского управляющего Н. Я. Венкстерна Московская удельная контора заключила с Давидовым новый контракт, который отличался от остальных договоров на аренду дворцовых построек тем, что не предусматривал сохранения не только архитектурного облика оранжерей, но и самих зданий (арендатор мог перестроить и даже разобрать оранжереи без ведома удельного начальства).

После того, как срок аренды оранжерей Давидовым истёк (1 ноября 1883), три здания, оценённые в 3 984 руб., «за невозможностью сдать в аренду», были проданы с торгов на снос за 5 тыс. руб. по инициативе царицынского окружного надзирателя В. Ф. Беккера (предписание Департамента уделов от 4 августа 1884). Участки под оранжереями были сданы в аренду дачникам и застроены (дачная местность Воздушный сад). Дольше других простояло здание Виноградной оранжереи, которое Давидов сдал в аренду В. И. Стулову под устройство «крахмального заведения». Он сделал несколько пристроек, увеличив стоимость постройки с 1169 до 4000 руб. Однако в марте 1887 в оранжерее случился пожар, Стулов свернул своё дело и от аренды отказался.

Здание было передано прусскому подданному Виктору Вернекинку, который, согласно принятому на себя обязательству, восстановил бывшую оранжерею, приспособив её под технохимический цех (после этого, в сентябре 1887, стоимость постройки была оценена в 4283 руб.). Но дела у нового арендатора оказались плохи, он, хотя и перевёз в оранжерею некоторые материалы и «движимость», производство не начал, а весной следующего года заявил, что не имеет средств на оплату аренды и скрылся «неизвестно куда». Когда по требованию Удельного ведомства он был разыскан полицией, оказалось, что «никакого имущества, кроме необходимого носильного платья», у Вернекинка не было, «почему взыскание от него арендных денег и недоимок не может быть произведено». Для возмещения убытков Удельное ведомство было вынуждено довольствоваться имуществом, брошенным немцем в Царицыне.

Управляющий Царицынским имением Н. А. Рохманов 23 февраля 1891 сообщал в Московскую удельную контору, что, несмотря на неоднократное производство торгов, желающих взять здание бывшей Виноградной оранжереи в аренду не находилось. «Причиною этого оказывается, по заявлению многих лиц, осматривавших здание, отсутствие близости воды, необходимой для какого бы то ни было фабричного производства, и вообще местонахождение самого здания среди населённой дачной местности, где не всякое производство может быть разрешено». Рохманов полагал, что «самым выгодным и единственным исходом в данном случае является продажа здания на снос и сдача места из-под него для постройки дач».

Осенью того же года здание купил на снос крестьянин деревни Слободка Мосальского уезда Калужской губернии И. Ф. Шишков за 1243 руб., он же взял в аренду часть участка под бывшей оранжереей, другую часть арендовал московский купец 2-й гильдии В. С. Леонов (см. ст. Леоновы). Два участка, примыкавшие к бывшей оранжерее, были сданы потомственному почётному гражданину Д. Ф. Кедрову и коломенской мещанке А. Степановой.

Шишков, однако, оранжерею не снёс. Следующий арендатор этого участка купец М. С. Баранов также сохранил постройку. Белокаменный оранжерейный корпус, надстроенный деревянным вторым этажом, использовался под дачи, в советское время в нём располагались коммунальные квартиры. К 1990-м гг. оранжереи были практически разрушены.

В 2008, в ходе реновации Царицына, оранжерейный комплекс воссоздан на прежнем месте на основе сохранившихся чертежей и археологических исследований, в нём выращиваются растения, упомянутые в описях царицынских оранжерей XVIII–XIX вв.

Лит.: Баранова А. А. Царицынские оранжереи // Русская усадьба. Сборник Общества изучения русской усадьбы. М., 2008. Вып. 13–14 (29–30); Баранова А. А., Зубков И. В. Оранжереи в Царицыне (XVIII–XIX вв.) // Сады и парки. История садов в России: опыт, проблемы, перспективы. Из истории Царицынского парка. М., 2013.

А. А. Баранова, И. В. Зубков

Иллюстрация: Виноградная оранжерея. План и разрез. Архитектор Н. А. Шохин. 1858. РГАДА. Ф. 1239. Оп. 57. Д. 156. Л. 46.

Стрешневых усадьба Чёрная Грязь, центр Черногрязской вотчины в XVII в., в период владения ею боярами Стрешневыми. Находилась на территории, ограниченной левым берегом Городни и правым берегом Шубина оврага, по руслу которого, вероятно, протекала речка Черногрязка.

Боярский двор в сельце Чёрная Грязь впервые упоминается в отказных книгах 1666. Однако в них не отмечено наличие на дворе владельческих хором, что не позволяет с уверенностью говорить о существовании усадьбы в тот период времени. Известно лишь, что на боярском дворе жили холопы. По данным, опубликованным Г. В. Есиповым («Колдовство в XVII и XVIII столетиях (из архивных дел)», в сборнике «Древняя и новая Россия», 1878, № 9, с. 64–66), не позднее 1647 С. Л. Стрешнев и его жена М. А. Стрешнева часто «бывали» в «деревне на Чёрной Грязи», где имелась боярская конюшня. Можно предполагать, что в Чёрной Грязи уже тогда существовали и боярские хоромы.

Согласно отписным книгам 1672, к этому времени на огороженном усадебном дворе находились «хоромы-двойня», стоявшие на подклетах и связанные друг с другом сенями. В подклетах проживали дворовые холопы. Нижние ярусы этих строений имели одинаковую планировку. На верхнем ярусе располагались чердаки и светлицы («хоромцы»). Там же стояли бытовые и хозяйственные постройки: сзади хором («на заднем дворе») — изба приказчика, боярская конюшня и поварня, а перед хоромами — другая поварня, два погреба, сушило и мыльня. К «заднему двору» примыкал огороженный яблоневый сад. Неподалёку располагались дворы холопов, обслуживавших усадебное хозяйство.

В усадьбе имелись два хозяйственных двора — скотный и гуменный. На скотном дворе (площадью около 0,7 га — «десятина без трети») находились избы и сараи, в которых держали коров, овец, гусей, уток, кур, а также породистых лошадей. Здесь же жили холопы-скотники. На гуменном дворе молотили зерно, которое затем мололи на Черногрязской мельнице (см. ст. Царицынская мельница), стоявшей у плотины Черногрязского пруда (см. ст. Верхний Царицынский пруд). Запасы муки и зерна хранились в двух амбарах-житницах.

За время пребывания Черногрязской вотчины в составе дворцовых земель (1672–1682) боярские хоромы и постройки скотного двора в бывшей усадьбе Стрешневых пришли в ветхое состояние, уменьшилось поголовье скота, исчез усадебный пруд. В 1682 вотчина была вновь пожалована роду Стрешневых. В 1683 И. Ф. Стрешнев передал её своему внуку — А. В. Голицыну. После этого началось строительство новой усадьбы (см. ст. Голицыных усадьба Чёрная Грязь).

Т. Н. Смирнова.

Иллюстрация: Усадьба Стрешневых. Реконструкция П.Б.Ермолова

Церковь во имя иконы Божией Матери Живоносный источник, самый ранний из сохранившихся на территории ГМЗ «Царицыно» памятников архитектуры; единственное сооружение Кантемиров усадьбы Чёрная Грязь, включённое В. И. Баженовым в создававшийся им архитектурный ансамбль.

Храм в конце XVII–1722. Первое, деревянное здание церкви было построено в сельце Чёрная Грязь не позднее ноября 1683 (в результате сельцо получило новый статус и название — село Богородское). Находилась поблизости от боярского двора князей В. В. Голицына и А. В. Голицына, на левом берегу Большого оврага (на месте современного здания церкви), и вместе с комплексом Голицыных хором составляла ядро ансамбля Голицыных усадьбы Чёрная Грязь.

Согласно отписным книгам 1689, бревенчатая церковь была увенчана пятью куполами, обшита тёсом снаружи и внутри, имела два притвора, трапезную и колокольню с семью колоколами: «в большом колоколе весу 53 пуда 15 фунтов, в другом колоколе весу 30 пуд, а в пяти колоколах весу неведомо тому». Фасады были расписаны трёхцветным «аспидом» — под яшму и опоясаны галереями («ходами по верхним полицам»), ограждёнными расписными точёными балясинами. Кровли и купола покрывала зелёная черепица («чешуя зелёная»). Дневной свет поступал внутрь храма сквозь слюдяные окна.

Оформлением интерьеров церкви занималась артель под руководством живописца, резчика и позолотчика К. И. Золотарёва, возглавлявшего в то время живописную палату Посольского приказа. Возможно, именно по эскизу Золотарёва был возведён резной золочёный иконостас, местный ряд которого включал 6 живописных икон: справа от Царских врат — иконы Спаса Вседержителя, митрополита Алексея, Николая Чудотворца, слева — Икона Пресвятой Богородицы Живоносный Источник, иконы Св. царевича Иоасафа и Св. Софьи. Выше друг над другом располагались праздничный и страстной чины (каждый из 11 икон), над ними — деисусный ряд, в центре которого находился «Спасов образ», слева и справа от него — образы предстоящих Богоматери и архангела Михаила, Иоанна Предтечи и архангела Гавриила, по краям — две иконы с изображением двенадцати апостолов (по шесть апостолов на каждой). Следующий, пророческий чин, включал иконы царя Соломона, царя Давида, пророка Моисея. Шестым ярусом возвышалась икона Знамение Богородицы. Венчало иконостас резное деревянное Распятие, по обеим сторонам которого располагались образы Богоматери и Иоанна Богослова. Помимо иконостаса в церкви находилось более 40 икон. Южную и северную стену церкви занимали росписи на сюжеты евангельских притч, двери украшали изображения архангела Михаила и архангела Гавриила. В правом притворе находились 3 иконы из деисусного чина, в левом — резное кипарисовое Распятие с резными фигурами предстоящих Богородицы и Иоанна Богослова и живописные изображения страстей Господних.

Неподалёку от церкви находилась богадельня для нищих вдов-богомолок, живших за счёт части оброка, собираемого с крестьян. Священно- и церковнослужители — священник, дьякон, дьячок, два пономаря и просвирница — занимали отдельные дворы за Большим оврагом на Поповой горе. Им было выделено под пашню 5 десятин («в поле, а в дву потому ж») вотчинной земли и 1,5 десятины сенных покосов, а также до начала XVIII в. выдавалось натуральное и денежное довольствие. Крестьяне села Чёрная Грязь в 1689–1713, когда Черногрязская вотчина входила в состав земель села Коломенское, предпочитали «ходить по старинке» в церкви присёлков Коломенского — Сабурово и Дьяково.

Храм в 1722–1917. К началу XVIII в. деревянная церковь сильно обветшала, и в 1722 новый владелец имения Чёрная Грязь князь Д. К. Кантемир построил на её месте новый храм с каменной нижней частью — четвериком и деревянным верхом — восьмериком, увенчанным одной главой, предположительно, в стиле петровского барокко. В 1759 его сын князь М. Д. Кантемир подал прошение митрополиту Московскому и Севскому Тимофею о позволении разобрать старую церковь и построить на его месте новую полностью каменную: «В Подмосковной моей вотчине в Пехрянской десятине в селе Чёрной Грязи каменная церковь во имя Живоносного источника в стенах по местам росселась, а осьмерик деревянной огнил, и за тем священное служение исправляется в ней с немалою опасностию». Новый храм был построен из кирпича сплошной кладкой с цоколем из белого камня. Позолоченный иконостас выполнен из сосны с резьбою из осины. В новой церкви был устроен тёплый придел, освящённый 21 января 1761 во имя Иконы Святого Великомученика Дмитрия Солунского (в память об отце М. Д. Кантемира). 12 октября того же года был отлит самый большой колокол весом 44 пуда 3 фунта (свыше 720 кг). Второй по величине колокол весил 14 пудов (около 230 кг). В июне 1765 Пехрянское духовное правление доносило в Московскую духовную консисторию, что каменная церковь на месте разобранной ветхой построена «по силе святых отцов правил и указов», «святыми иконами убрана по древнему чиноположению» и «ко освящению стоит в готовности». Храму был выдан новый освящённый антиминс из Большого Успенского собора в Кремле. Освящение состоялось 23 июня 1765.

Храм выполнен в стиле елизаветинского барокко и имеет крестообразную планировку. К центральному объёму храма, увенчанному восьмериком с гранёным куполом и небольшой главкой, с востока примыкала апсида, с севера и юга — боковые притворы, с запада — трапезная (первоначально небольшая). Внутри храм был оштукатурен и расписан. С западной стороны примыкала невысокая двухъярусная колокольня. Снаружи храм украшен белокаменным декором из мячковского камня — пилястрами, карнизами, фигурными оконными наличниками. Архитектура храма являлась типовой для усадебных церквей первой половины XVIII в. Предположительно, в росписи храма принимал участие «живописец дома князя Матвея Дмитриевича Кантемира служитель его Василий Волохов».

В церкви были похоронены владельцы Чёрной Грязи князь М. Д. Кантемир и его жена княгиня Аграфена Яковлевна, урождён​ная княгиня Лобанова-Ростовская (1708–1772), над их гробницами была установлена памятная медная доска с эпитафией (захоронения не сохранились).

После покупки императрицей Екатериной II имения Черная Грязь в 1775 заботы о содержании церкви и причта перешли к Экспедиции Кремлёвского строения (с 1831 Московская дворцовая контора). В. И. Баженов включил храм во вновь создаваемый архитектурный ансамбль и изобразил его на Генеральном фасаде села Царицыно. По просьбе архитектора, а также управителя Царицынского имения В. Я. Карачинского строительные материалы, оставшиеся от разборки временных деревянных Летнего дворца и кавалерских покоев, возведённых во время пребывания Екатерины II в 1775, были использованы при строительстве зданий для священнослужителей, поскольку прежние дома причта были «хижины ветхия и безобразныя». Во время Отечественной войны 1812 церковь пострадала. Как сообщал в 1813 в ЭКС смотритель А. Егоров, «прошлаго 1812 года сентября с 12-го нашедшими в село Царицыно неприятельскаго войска командами салдат у церкви двери разломаны и в оной некоторыя вещи пограблены, и положенныя в оною для безопасности от пожару Волосныя дела все разбиты и раскиданы».

В 1883–1884 храм и колокольня перестроены по проекту архитектурно-технического бюро «П. Н. Лавин и К°» на средства, завещанные А. И. Клементовским (3 тыс. руб.), храмовые деньги («кошельковая сумма», 2,5 тыс. руб.) и пожертвования прихожан (500 руб.), которые также бесплатно подвозили материал. Строительство вёл подрядчик Попков. Была расширена соединявшая колокольню с церковью трапезная, освящён второй, южный придел во имя Иконы Богоматери Казанской. Купол церкви венчал 4-конечный крест. Внутри храм был украшен росписями в академическом стиле и лепным декором. Пол в храме был «асфальтовый с насыпкою мрамора», а в трапезной выложен мраморными плитами. Высота церкви составила 34, длина 20, ширина 22 аршина; трапезной соответственно ‒ 9, 20 и 22 аршина. Колокольня стала четырёхъярусной, на ней было шесть колоколов, самый большой весил 180 пудов (отлит в 1875; прежний 44-пудовый колокол получил трещину в 1834), венчал колокольню 8-конечный позолоченный крест.

К приходу храма относились: село Царицыно, деревни Орехово, Шайдрово, Хохловка. Приходские кладбища — Царицынское кладбище и Ореховское кладбище. В 1903 при храме было создано Царицынское церковно-приходское попечительство, содержавшее Амбулаторию в Царицыне.

Храм в 1917–1990. После Октябрьской революции 1917 деятельности храма мешало соседство с политическо-спортивным союзом молодёжи (позднее — «Большевистский клуб»), самовольно занявшим бывшую Давидовых дачу (Кавалерский Третий корпус). От жителей села Царицыно и Царицынского приходского совета за подписями священника и члена совета И. Ф. Шухвастова) в Ленинский волостной совет поступали заявления с просьбами закрыть или перевести в другое место этот клуб, т.к. в нём «производятся бесчинства и игры». В 1920–1930-е гг. прихожанами церкви были жившие в посёлке Ленино представители древних дворянских родов — Оболенские, Гудовичи, Шереметевы; храм регулярно посещали члены семьи И. Н. Прохорова, С. Г. Смирнова, многие другие жители посёлка и крестьяне соседних деревень. По воспоминаниям А. Л. Гришунина и Е. С. Смирновой-Стеценко, несмотря на жёсткий надзор и притеснения со стороны советской власти, в церкви не прекращалось совершение таинств венчания, крещения и отпевания.

А. Л. Гришунин вспоминал, что в 1934 с колокольни были сброшены колокола. В 1938 храм был закрыт советской властью. Иконы были частично унесены верующими, частично разграблены, иконостас разобран. Некоторые иконы были переданы в музейные собрания, в частности, бóльшая часть икон XVIII в. праздничного чина иконостаса находится в музее-заповеднике «Коломенское». Кресты были сняты в первые дни войны, т. к. могли представлять собой ориентиры при налётах немецкой авиации. С 1940-х гг. здание храма использовался как трансформаторная подстанция. К его стенам и куполу были прикреплены трубы, лебёдка. В 1970-х гг. в здании храма размещалась типография. В связи с празднованием 300-летнего юбилея Д. К. Кантемира (1973) храм снаружи был отремонтирован и покрашен. В 1975 в нём разместился деревообделочный цех специализированных научно-реставрационных производственных мастерских объединения «Союзреставрация».

Храм в 1990–начале XXI века. В 1990 храм передан общине верующих, а его настоятелем назначен протоиерей Г. П. Бреев. После освобождения помещения храма от столярных станков и его ремонта, а 6 октября 1990 возобновлены богослужения. От дореволюционного убранства в храме сохранились росписи конца XIX — начала XX вв., а также барочная лепнина XVIII — XIX вв. Наиболее полно сохранились росписи четверика храма, включая алтарную часть. Уцелели также некоторые росписи и их фрагменты в северном и южном приделах и в арке, ведущей в трапезную. По свидетельству членов церковного совета лишь икона XIX в. «Богоматерь Знамение» возвратилась из дореволюционного храма (ныне находится справа при входе в четверик). Остальные иконы XVII–XIX вв. являются дарами прихожан или приобретены церковной общиной. В разные годы над воссозданием росписей и иконостаса работали такие живописцы, как А. М. Соколов (в 1990–1998) и И. П. Батанов (в 2000–2010). В 1994–1996 по проекту архитектора С. П. Утва был создан иконостас, а в 1998–1999 — боковые киоты. Были возведены и декорированы дом причта (1991–1995) и водосвятная часовня (1999–2000). 6 мая 1998 храм был освящён патриархом Алексием II.

О священно- и церковнослужителях храма см. ст. Церковный причт Церкви во имя иконы Божией Матери Живоносный источник.

Лит.: Баранова А. А., Галашевич А. А. Церковь Живоносного Источника в усадьбе «Царицыно» // Царицынский научный вестник. М., 1993. Вып. 1; Галашевич А. А., Колпакова Г. С. Судьба храма // Памятники Отечества (Царицыно — «сущий рай»). 2000. № 1/2 (45/46); Ермолов П. Б. Возрождение царицынского храма // Московский журнал. 2010. № 11 (239).

П. Б. Ермолов, Е. Д. Кокорева, Е. В. Офицерова (XVIII–XXI вв.), Т. Н. Смирнова (XVII в.)

Иллюстрации: Иконостас, верхняя часть